Опера – это когда парня проткнули кинжалом, а он вместо того чтобы истекать кровью – поет, - она… страшнее вопля бешенного.
Она трещала по швам худо сколоченной избы вместо сцены во время войны, - она громче свиста авиабомбы.
Лицемерие в людях показывающих свою любовь к опере. Быть может, здесь есть хоть один человек, который знает, что это такое.
Мужчина вынул миниатюрный театральный бинокль и направил его на сцену. Тишина. Щелчки дорогих портмоне, скрип кожаной обуви, запах лакированных причесок, беготня за кулисами. Кинотеатр выглядит дешевым борделем, - и это, если быть ещё не самым критичным цензором, но в одном мы с вами правы, Сезар Торрегроса, - Никогда не упускай случая послушать хорошую оперу….
Любовь к опере невозможно понять. Оперу создали гении. Она как математика. Либо ты её повелитель – либо любитель, который всю оставшуюся жизнь жадно вглядывается в цифры.
Медленно бинокль нацелился на лицо Сезара и его спутницу. Это человек, с которым не нужно сидеть рядом, показывая, что хорошо, а что плохо – он и так не перепутает. Зачем ты здесь, моя милая, прелестная Тая?
Люди вокруг, то обступали его, то с шёпотами расходились, а он продолжал смотреть на Пантеа, быть может, она его заметит, если гипнотизировать её через линзы несколько минут.  С другой стороны он никак не сможет объяснить ей, почему она должна немедленно убираться из Ковент-Гарден. Лишь только разогреет свое собственное любопытство к нему и вспугнет насиженную приманку. Терпение. Мы встретимся с тобой чуть позже. Этого уже невозможно избежать, если только незаряженное ружьё на стене вдруг выстрелит в сердце Нэйкона.
Прекрасный, золотом и светом сияющий зал театра, словно припорошенное яркой тьмой преддверие мифического рая. Тончайшие нити освещения выделяли каждую мелочь тронного зала дворца фараонов. Ковент-Гарден, медленно, шаг за шагом начал уходить во тьму. Люди тревожно замерли. Спустя невозможные десять секунд бездействия театра, и, представление началось. Сознание из романтического ожидания переносило действие в мир фантастический, сказочный, сохраняя при этом всю правду и тонкость человеческих переживаний. В ней итальянские мотивы, сплетались с изысканными музыкальными фантазиями, обаятельная чувственность – с  тонкой интеллектуальностью.
Свет едва заметно скользнул по потолочному своду и остановился в самом его центе. Сразу же десятки следующих лучей присоединились к первому. Под драматический терцет, лучи разрастаются и тяжело оседают на плечи зала. Нэйкон видит, как один из них падает на фрак Сезара и направляет бинокль вверх, к сложным сплетениям осветительных кронштейнов, где полусидя, расположился снайпер. Переделанная из спортивной классики Alpine TPG-1 в боевой комплекс с интегральным глушителем. Сложно представить еще более лучший и доступный вариант, при такой-то компактности и лояльности со стороны властей к спортивной винтовке.
Нэйкон Грин улыбнулся. Снайпер выстрелит под звуки фанфар, когда публика будет заворожена золотым тельцом-фараоном выходящим на сцену со всей своей свитой. Глухой шлепок и крики в ложе Сезара Торрегроса никто не услышит, пока триумф появления Рамсеса не растворится в тишине.
Выстрел!
Снайпер вглядывается в оптику, оглушенный музыкой и её вибрацией он и сам не ощущает своих действий. Сезар наклонился к Теа и важно покивал. Промах?
Выстрел!
Выстрел….
Этот дебил еще долго не поймет, что в его винтовке не хватает части затвора и начнет менять всё подряд, пока не догадается, что спрятанная внутри прожектора кофра с модулями была кем-то найдена и испорчена. А раз это так, то снайпер сейчас находится в довольно вязком состоянии, очевидно, что в его мыслях за ним следят спецслужбы и посмеиваются.
Поскальзываясь в поворотах на своих лакированных туфлях, Нэйкон радостно перепрыгивая людей, громко смеясь, бежал на технический этаж. «Жизнь имеет только тогда прелесть, когда состоит из чередования радостей и горя, из борьбы добра со злом, из света и тени, словом – из разнообразия в единстве». Он спрыгнул на помост, когда снайпер в одежде работника Ковент-Гарден нацелился в коллиматорный прицел пистолета на свою жертву. Под хоровой гимн Нэйкон расшатывает помост, но снайпер стреляет. Как завороженные они, раскачиваясь в десятках метрах над сценой, оба смотрят в сторону ложи Торрегроса. Сезар скорее жив, чем мертв – он подскочил как на игле.
Тупой удар в висок, ещё один ногой. Забрасывая тумаками киллера, Нэйкон выкинул его по другую сторону технического помещения.
Отняв шансовый инструмент, Грин оценил его, угрюмо кивнув головой и, обратив против своего владельца, зло ухмыльнулся:
- Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе….
Парня застрелили, но он, истекая кровью, почему-то не поёт. Опера…. - разводит руками, - страшная вещь, хотя Чайковский бы со мной, пожалуй, не согласился.

Отредактировано Nacon Green (2013-12-13 06:22:48)

Скорбная и выразительная мелодия скрипок в начале увертюры подействовала умиротворяюще. Лефевр расслабленно полуразвалился в кресле, одним движением развязав в полумраке ложа бабочку и расстегнул ворот белоснежной сорочки. Весь вечер проклятый галстук казался удавкой, в театре было душно, толпа почему-то раздражала и Легат торопился добраться, наконец, до своего места в закрытой ложе.
Приглашение Торрегросы в Лондон на премьеру француз принял не раздумывая. Последняя постановка "Аиды" в парижской "Гранд Опера" донельзя разочаровала эстетствующего генпрокурора, ценящего столь редкие на сегодняшний день классические постановки и остро критикующего модных режиссеров за частые попытки воткнуть историческое действо в современный мир, за что нередко удостаивался от Сезара насмешливых обвинений в косности, консерватизме и вопросов "Дружище, из какого ты времени?!". К радости подобных замшелых ретроградов, Ковент-Гарден оставался прибежищем классики в самом что ни на есть его энциклопедическом понимании. Весь путь до театра Лефевр жаловался своим спутникам на столь разочаровавший его ранее любимый "Гранд Опера", предвкушая погружение в истинный рай для любителей классической музыки и вообще заливался соловьем, пребывая в самом распрекрасном расположении духа. Даже воспоминания о сентябрьских приключениях, с которыми теперь прочно ассоциировался Лондон, не нарушали душевного равновесия. Вот если бы еще не неприятная духота в фойе и внезапно ставший тесным галстук...
Тяжелый занавес явил взору Легата Царский  дворец в Мемфисе, вызвав довольную улыбку. Лефевр удовлетворенно вздохнул и чуть сощурил глаза, как довольный кот, вытянул вперед длинные ноги и замер, внимая Рамфису и Радамесу и придирчиво рассматривая добротные декорации и роскошные костюмы. Вот она, классическая опера - наслаждение для слуха, эстетическое удовольствие для глаз и блистательная актерская игра. На "Милой Аиде" француз просто прикрыл глаза и впитывал божественный тенор. Появившиеся Амнерис и Аида заставили его приоткрыть глаза, легким кивком выразить удовлетворение от увиденного и снова погрузиться в проявление гения Верди, пропуская через себя драматический терцет из достойнейших меццо-сопрано, сопрано и тенора. Потрясающая красота трезвучия будоражила кровь, волнуя и даже как-то возбуждая, на особо высоких нотах вынуждая Кенара невольно дирижировать нервными длинными пальцами правой руки.
Царственный бас фараона вернул Легата на землю, а безупречный хоровой гимн эхом отзывался в мозгу... "Радамес, Радамес... Вперед! Берегам священным Нила..." Драматизм нарастал, оркестр был как слаженный механизм, артисты брали высокие ноты легко и головокружительно...
Сильный толчок прибил Анри к спинке кресла, выбивая воздух из легких и толкая в бок. Он в недоумении распахнул глаза, пребывая в промежуточном состоянии между реальностью и шоком. Обжигающая боль накатила, охватывая всю правую сторону тела. Инстинктивно прижав руку  к боку, француз почувствовал, как в ладонь толчками бьет горячая густая масса, а опустив глаза, наблюдал, как сквозь пальцы сочится кровь, с пугающей скоростью расплываясь по белоснежной ткани черно - багровой кляксой. "Возвращайся победителем!"... Нарастающий ритм стучал в мозгу, когда с губ сорвался стон, сочетающий в себе боль, испуг и недоумение. Сползая безвольно с кресла, Лефевр прошептал неслышно одними губами:
- Êtes-vous sérieux?!*, - тяжело заваливаясь на паркет под давлением посторонней силы. Сжимая зубы и сдерживая болезненный рык, Легат широко раскрыл глаза с расширившимися от боли зрачками, ставшие такими темными и пугающе чужими, отгоняя подкатывающую темную пелену и с удивлением смотрел на склонившуюся над ним Тею, которая под доносящееся со сцены "Накликать смерть Радамесу…Тому, кого так люблю я?..." казалась ему в состоянии шока мифической рабыней, прощающейся с легендарным воином. К реальности вернула боль, когда Пантеа начала срывать с него пиджак, заставляя извиваться и осознавать собственную беспомощность и слабость перед каким-то роковым кусочком свинца. Он не сопротивлялся, пребывая все еще в какой-то прострации, пытаясь собраться с мыслями и выбраться из вязкого затягивающего темного болота. "Только не терять сознание! Только не спать!"
- Je déteste Londres!**, - прорычал француз, накрывая окровавленной рукой тонкую кисть Теи, прижимающую к боку его собственный пиджак.

* Вы что, серьезно?! (фр.)
** Ненавижу Лондон! (фр.)

Отредактировано Henri Lefevre (2013-12-14 19:54:14)

Куски и брызги крови - от выстрелов Desert Eagle калибра 45. Они были такими, словно он воткнул человеку в лоб не пулю, а здоровенный железный лом. Череп от давления раскололся и отскочил от пола, приняв новое, неестественное положение, став похожим на разорванный футбольный мяч....
Грин взглянул вновь на пистолет и на тело, с закатившими глазами.
...Или на волейбольный....
Усердие с которым он только что убил человека было ему незнакомым. Совершенно новое ощущение, когда чувствуешь свободу, вдыхаешь пороховой выхлоп отвоёванного у врага оружия. У казённого совершенно не тот запах. Запах закулисной гари парламента, подвальной сырости армейских складов, пота рабочих-налогоплательщиков. Удивительно, что раньше он этого даже не замечал. Когда-то приходит время чувствовать себя свободным от бесконечного контроля. Обычно этот момент происходит во время смерти. Анонимность и свобода стали мифами с появлением сетей и IT-технологий.
Перешагнув через свободного человека, Грин вынул магазин и защелкнул обратно. Победа любит подготовленных. Он вытянул руку с пистолетом перед собой. Его немой, немного безумный, с нервной улыбкой взгляд, заставил набежавшую службу безопасности окаменеть. Их перспективы были такими: совершенно невозможного вида злобный мужик целился в них из нешуточного ствола, о чем кричала развороченная морда трупа; они же успели лишь дотронуться до кобуры своих ничтожных травматических писюнчиков.
-  Вызывайте спецназ....
Прошептал он проходя мимо обалдевших от ужаса охранников. Будто статуя с перекошенным лицом загаженном ошмётками мозгов и пистолетом на вытянутой руке, он так и не опустил её, наслаждаясь  маниакальным восторгом.

Всё быстрее и быстрее, разгоняясь как смерч, сшибая всех на своём пути, забегая на горы безликих  людей, пытавшихся убежать из царившего в оперном театре хаосе и давке в дверях. Всё ужаснее и страшнее становился его рёв, поднимаясь из хрипоты, переросший в боевой крик.
Удивленный боевик поздно вскинул автомат. Адреналин бесивший сердце, заложил уши, округляя и без того красные яблоки глаз. Тычковый нож ворвался в глотку с такой силой, что лезвие вместе с кулаком целиком погрузилось в хлюпающую плоть. Загрохотал пулемёт, отмеряя выстрелы вибрацией по ногам и дикой силой с которой они влетали в грудную клетку трупа, ставшего щитом.
Нэйкон видел только прицел своего трофея 45 калибра на вытянутой руке. Вспышка! Отдача выстрелила в плечо дикой болью. Ха-а-а-а-а-а!!! Боль это хорошо! Выстрел! Смерть. Выстрел! 
Зарулив в раскуроченную дверь туалета, он отпустил труп похожий теперь скорее на тряпку и провалившись ногой через ребра в потроха, опустошил весь магазин в оставшихся боевиков. Последний, похожий скорее на гориллу с дробовиком, высоченный латинос, килограмм под двести, вынес дробью одну из хлипеньких створок сортира и рухнул на белую гипсовую статую. Кажется это был сатир, с козлячьей бородкой, рожками и копытцами играющий на арфе....
Испустив дух, латинос вздрогнул будто играя мышцами в конвульсиях, после чего зарычал восставшим из ада громадным зомбарём и, начал подыматься. Наклонив голову как удивлённый миленький щеночек, Грин отступил, нашаривая на полу пулемёт жаривший кровь раскалённым стволом. Вскинув РПК на руки, он без раздумий нажал на пуск. Разрывая одежду латиноса в клочья, 7.62 через секунду начали буквально рикошетом играя искрами, носиться по туалету. Посыпались стёкла, плитка, перехватило дух и слюна изо рта полилась на пол. Грин вдруг обрел слух — так очевидно страх начал подкрадываться к нему. Непонятно почему, может из-за тесного двух комнатного пространства туалета, а может из-за чудовищной гориллы со стальной шкурой, которая размахивая своими гигантскими кулачищами неслась на него. Он защитился корпусом пулемета и вместе с его деталями и пружинами полетел в комнату для писуаров. Буксуя на скользком от воды кафеле пола, Грин ошарашенно подскочил. Оторвав керамический рукомойник, он подбежал и со всего маха разнёс его о предплечье латиноса. Тот, размахивая руками и ногами превращал в щепу и пыль всё подряд. Грин вертко уходил от ударов, которые были в противовес его сноровке медлительными. В очередной раз, уходя от удара, он вместе с сорок восьмым размером ботинка проломил собой кирпичную кладку и рухнул в комнатке с которой всё и началось.
Дверцы, скрывавшие унитазы либо распахнулись либо были разнесены рикошетом. И тут, Грин вдруг увидел Сезара, с открытым ртом, коммуникатором у уха, сидя на закрытой крышке стульчака. Он хотел крикнуть что-то вроде: «Сука!», «Беги мать твою!», «Беги, потому-что этого быка мне точно не одолеть!», но бык, разворотив проделанную в стене дыру рухнул прямо на него. Его пасть чуть не отхватила добрую часть его разбитого лица, но Грин держал его за плечи. Это было похоже на жим штанги лежа, килограмм под двести. Его сложно было упрекнуть в силовой подготовке и для Грина двести килограмм было на раз два. Но с разбитым локтем, стучавшим в мозг отбитым сухожилием?
Воспользовавшись моментом, латинос сложил оба кулака в замок походящий на пудовую гирю, чтобы наконец размозжить башку Грину. Яростно и победно, он дико заорал, взрываясь ядерным грибом в предсмертных мыслях Нэйкона!
….Как вдруг в его чудовищную пасть воткнулось дуло дробовика и выстрелило.
- С-с-с.... y-y-y-y.... ка-а-а-а.... Торрегроса-а-а-а.... - Нэйкон отпустил труп и изнеможенно раскидал руки по сторонам, смотря на вооруженного дробовиком Великого Цезаря.

Вставать... Куда? Зачем? Легат расстеряно смотрел на украшенный розетками потолок ложа, на фоне которого бледным расфокусированным пятном светилось лицо Пантеи. Вставать. Шок и потерянность отступали, уступая место злой жажде жить. Анри моргнул, лицо Теи обрело четкость. Даже чрезмерную - страх в ее глазах вынудил собраться и хотя бы попытаться выполнить просьбу. Итак, встать. Что может быть проще? Повернуться на бок, повиснуть на шее женщины и медленно подняться, попав при этом рукой в липкую черно-багровую лужу собственной крови. И сосредоточиться на простых вещах - шаг, второй, третий...
Если бы Лефевра спросили рассказать в подробностях, куда и сколько они шли, он бы не знал, что ответить. Все, что он мог вспомнить - туманный бред, в котором гулко стучит сего сердце, будто в такт шагам. И в такт им же по телу растекается ноющая тупая боль, к которой, как ему казалось, он начинает привыкать. А еще он время от времени гнал от себя мысль, что, кажется, он не столько идет сам, сколько висит на хрупких плечах певицы, пробуждая при этом злость на собственное бессилие.
Лишь один момент врезался в память. Момент, когда вскрикнула Тея. Когда удушающая волна адреналина хлынула в кровь, заставив забыть о боли и слабости, поднять, наконец, голову и встать во весь рост, чтобы не предстать перед противником беспомощным слабаком, которому нужна посторонняя помощь. Женская помощь. Он несет ответственность за Пантею. Всегда нес, так уж сложилось. И раз рядом нет Сезара (кстати, куда подевался этот сукин сын?!), то он один будет защищать их маленький отряд. Оплот Ориджин.
- Месье Лефевр? Это вы?
- Наконец-то! Где, черть побери, вас так долго носило?! - выдавил из себя Легат, превозмогая боль в сухом, как песок в пустыне, горле. Силы разом оставили его, будто весь последний запас был потрачен на эту слабую попытку выглядеть достойно перед лицом смерти. В голове пронеслось: "Все позади...", далее навалившаяся слабость, его куда-то оттаскивают... Ни один европейский курорт не казался на тот момент Лефевру комфортнее, чем покрытый ковровой дорожкой пол в закулисных коридорах театра. Он сидел, привалившись спиной к стене, прикрыв глаза и впитывал каждую секунду отдыха. Слышал, как понимающе хмыкнул солдат, слегка приподнимая пропитанную кровью скомканную тряпку, которая недавно была элегантным элементом гардероба, произведением одного из величайших европейских кутюрье, слышал щелчки открываемых замков, треск разбираемых картонных упаковок, шелест бумаги... или целлофана. В нос шибануло мерзкой резкой вонью нашатыря, от чего в мозгу просветлело, а глаза заслезились. Тут же в предплечье вонзились один за другим два укола и в поле зрения попало озабоченное лицо:
- Вы сможете идти, месье Лефевр? Или организовать носилки?
Смогу? Анри прислушался к собственный ощущениям. Он понятия не имел, что ему вкололи, но эта химия определенно работала. Боль и туман растворились, оставив после себя лишь странное онемение и слабость, как после длительной лихорадки.
- Смогу... - француз осторожно поднялся, опираясь на плечи бойцов и скользя спиной по гладкой стене, оставляя на ней жуткий размазанный след. Кивнул ободряюще Пантее и поманил к себе. Будь рядом, моя Канарейка. Ты нужна мне, как никто и никогда.
Снова вперед. Или назад? Наружу. Подальше от этой золоченой ловушки. Анри хотелось прибавить шагу, но его грызли сомнения. Торопиться, чтобы быстрее добраться до выхода или экономить силы, которых неизвестно, на сколько хватит? И опять, в который уже раз за сегодня, решили за него.
- С-ссс-сложить ор-рр-ружие!...
Судорожно сжав тонкие пальцы Теи в шершавой от засохшей крови руке, Кенар оттолкнул ее назад и шагнул, загораживая собой и не отводя потемневшего сапфирового взгляда с вышедших навстречу вооруженных фигур. Шестеро, четверо в камуфляже, двое в костюмах. Маскарад, мать их... Выпустив руку Теи и бросив мельком взгляд в сторону своей охраны, Легат медленно поднял покрытую бурой кровью ладонь, делая широкий шаг назад и влево, оттесняя Пантею с линии огня:
- Не стреляйте! Я не вооружен... - не говоря уж о том, что ранен и едва держусь на ногах, - Я Анри Лефевр, министр юстиции округа Франции.
- То-то я чувствую, что лягушками запахло, - огрызнулся один из наемников, держа Анри под прицелом автомата, дуло смотрело ему в лицо и казалось огромным пустым черным глазом, заглядывающим прямо в душу. - Я приказал сложить оружие!
- Это мои люди, месье, и приказываю им только я, - с устало-раздраженными нотками в голосе парировал француз, - мы здорово сэкономим время, если вы изложите свои требования...
- Мы здорово сэкономим время, если я добью тебя прямо сейчас, месье лягушатник, а то больно много болтаешь!
- Смею надеяться, что я вам буду полезнее живым, - Лефевр наблюдал, как нападающие медленно рассредотачиваются по периметру костюмерной и понимал, что дальнейшее промедление смерти подобно. Молниеносно переглянувшись с Миньо, он коротко кивнул и сильным рывком бросился в сторону, сбивая с ног Пантею и накрывая ее собой. Боль в боку прорвалась сквозь наркотическую блокаду, от чего потемнело в глазах. Над ухом в ту же секунду взревела автоматная очередь...

От ярости у Торрегросы круги пошли перед глазами, он настолько ошалел от всего того, что позволил себе Анри, что первой и вполне естественной реакцией испанца было желание прощупать челюсть наглого французика. Сезар уже было сжал кулаки, чтобы дать достойный отпор. Помешало воплотить в жизнь задуманное яркое пятно, которое внезапно отвлекло мужчину. Кровь... Лефевр яростно сопел, глядя в глаза Цезарю, но сам становился даже не белым а серым. Долгие секунды испанец мучительно вглядывался в лицо друга, заранее пугаясь увидеть вдруг в чертах те неуловимые изменения, которые преследуют людей, которым осталось не так много. Он почувствовал, как хватка Тайного Легата ослабела и сам он начал повисать на Сезаре всей тяжестью тела, но все еще пытался быть при этом быть грозным. Мужчиной до конца, верно, Кенар?
Пантеа замерла в нескольких шагах от них, остановив прозрачные глаза, безотчетно глодая костяшку собственного пальца, остановилась группа, даже Грин замедлил шаг и повернулся. Грызлись львы.
Лицо Торрегросы досадливо дернулось, желваки заиграли на высоких скулах, он внезапно поднял сжатую в кулак ладонь и... подхватил оседающего друга подмышки. Испанский гранд чуть присел и взвалил себе на плечи двухметрового Легата, невнятным рыком отогнал пытающихся помочь, чуть присел и выпрямился во весь рост, не смотря на сопротивление друга, покачиваясь потащил его на себе.
- Черт бы тебя побрал, дурак французский, хватит там дергаться. Я еще спрошу с тебя за все, как только ты, скотина, сползешь с больничной койки. Ты бы коньяку меньше употреблял, Кенар, он тебе мозг разжижает.  Подумай сам, - быстрый взгляд на охрану и Тею, и Легаты потянулись в самом хвосте процессии, -  кому ты на хрен нужен в тебя стрелять здесь? Значит пуля была моя, а значит снайпер вполне мог увидеть, что цель еще жива и повторить попытку. Я между прочим жизни вам спасти пытался!
Анри помолчал, остывая и приводя в порядок мысли, затем выдавил чуть слышно, так, что и Сезар едва мог его услышать:
- Je sais, Seso, il serait insensé... Oubliez.*
- Хрен тебе, - буркнул Сезар, улыбаясь под нос, - отработаешь. Вот в чем только мое доброе имя не валяли, но чтобы тааак... Друг называется.
Анри молчал, Легат не видел его лица, но прекрасно понимал, что тот улыбается своей мерзкой виновато-обаятельной улыбочкой, после которой его сложно не простить.
Сопровождающая охрана тщательно зачищала коридоры, прежде чем пропустить Легатов, хотя их старания были уже излишни. Вызванный Грином спецназ и войска внутреннего порядка весьма лихо разобрались с теми, кто был причастен к захвату Ковента, расчистили толпу. Теперь залы театра напоминали собой в спешке покинутый дворец. Королевские особы теряли дизайнерские туфли, хронометры по полмиллиона долларов, бриллиантовые запонки. Таща на себе Анри, Сезару вдруг с усмешкой подумалось, что именно здесь, в Ковенте внезапно осталась вся шелуха, и сейчас, когда они наконец выберутся на свет божий, он увидит весь этот зоопарк без масок. Будоражащее зрелище. Затем мысли вернулись к широкой спине Грина. Тот шагал четкими военными шагами, чувствовалась многолетняя выправка и только несколько не скоординированные движения говорили о том, что у этого человека примерно такое же ранение, как и у Тайного Легата. Он спас нам жизни... Великий Цезарь ребром ладони сбросил нависшую на надбровной дуге каплю пота, шагая дальше. Тело Анри потяжелело, видно он пребывал в каком-то пограничном состоянии между забытьем и реальностью. Молчание было гнетущим и очищающим. Чуть поодаль шла Тея, путаясь в длинной юбке безбожно испорченного вечернего платья. Чем-то сейчас женщина напоминала Сезару собой сербскую беженку. Изодранная одежда и пятна крови на ней... Вот только глаза смотрели не в пол, как у множества людей, переживших шок, а вперед. Точнее, Пантеа, так же как и он, не отводила взгляд от нежданного спасителя. Спаситель ли? Все ли так просто, как может показаться, Сесо? Испанец уперся взглядом в мозаику пола, разгружая мозги. Позже...
Они вырвались из кроваво-золоченной пасти Ковент-Гардена когда уже большая часть пострадавших была госпитализирована. Театр был оцеплен, но папарацци, точно обезьяны, лезли со всех щелей, безжалостно изгоняемые охраной. К ним подскочил какой-то всклокоченный майор в форме спецназа.
- Мистер Торрегроса! Мне звонили... мэр требовал вас найти!
- Нашел? - устало поинтересовался Сезар, останавливаясь и опуская Анри.
Тут же подскочило несколько человек из охраны Лефевра и медработники. Легата, который все еще на удивление был в сознании, принялись грузить на каталку. Торрегроса оттер пот полой убитого фрака и улыбнулся Кенару...
- Стоять! - вопль застал всех врасплох...

*- Я знаю, Сесо, это было глупо... Забудь.

Сезар несколько мгновений наблюдал за тем как Анри грузят в огромный рениамобиль, отчаянно борясь с желанием бросить все и ехать с другом. Но не так все просто, увы совсем не просто. На него уже ощерившись мощнейшими линзами, целились тысячи глаз, которым он сейчас должен был доказать, что не так просто потопить Сезара Торрегросу, Ориджин... и Тайного Легата.
- Цезарь... - Тея сидела на коленях и остановившимися глазами наблюдала за тем, как грузят безвольное тело Грина.
Испанец кинул взгляд на женщину, прислушиваясь к тому, что он чувствует и что говорит его хваленная интуиция. Опустошение, полная выжженная пустыня была ему ответом. А решение принимать нужно...
- Офицер, - Легат покрутил пальцем, фамильярно тыкая в громоздкую фигуру спецназовца, - Вы, да вы. Вот этого человека я прошу передать своим людям.
- Сожалею, мистер Торрегроса, но до разбирательства он останется в федеральном ведении, это приказ начальника подразделения. Возможно, он причастен к нападению на вас и мистера Лефевра.
Во время пламенной речи спецназовца, Сезар как раз успел повернуться к Тее и протянуть ей руку, чтобы помочь встать. Поэтому отказ этого наглого суслика застал миллиардера мягко говоря врасплох. В сердцах он слишком сильно сжал пальцы креолки и слишком жестко дернул, так, что женщина тихо охнула от боли, но прикусила губу, промолчав, не отрывая взгляда от тела Грина, которого рядовые перестали грузить, а с интересом наблюдали за перепалкой с самим Торрегросой. Сам же Великий Цезарь нарочито медленно повернулся всем корпусом к строптивому майору и протянул:
- Простите, капитан, это вы мне?
- Я майор, - недовольно ответил тот, буря взглядом землю.
- Это временно, уверяю вас, - Сезар оскалился, - если вас смущает реакция начальства на мою просьбу, то поверьте, она будет самой позитивной. Если вас смущает юридическая сторона вопроса, то я, как пострадавшая сторона, равно как и мистер Лефевр, равно как и мисс Леррой никаких претензий именно к этому человеку не имеем. Больше того, именно он первый пришел к нам на помощь, так что с моей стороны было бы свинством оставить его на растерзание ваших коновалов.
- Сожалею, мистер Торрегроса.
- Твою мать, - кинул Сезар в сторону и достал гаджет, - Ллойд! Здравствуй, дорогой. Здоров, благодарю. Как сам? Ну и отлично, в нашем возрасте это самое главное, ты же понимаешь меня, старик. Я шучу, не бери в голову. Слушай, Ллойд, я собственно по делу... Уже связались? Какие оперативные у тебя работники, мне бы таких. Да. Я тебе это гарантирую, никакого укрывательства, просто хочу быть уверенным, что важный свидетель будет цел. Конечно, Ллойд, по первому же требованию! Мы с тобой совершенно не нарушаем закон, ему же ничего не предъявлено, так какая разница, кто будет той доброй тетушкой Розой, которая выходит его? Естественно, друг мой, деньги налогоплательщиков целы, а у старины Сесо их и так куры не клюют, понимаешь? Я рад, очень рад, с тобой приятно иметь дело.
Торрегроса отключил трубку и вскинул холодный взгляд черных, словно дуло пистолета, глаз на строптивого майора. Какое-то время она стояли друг против друга молча, словно мерились в силе воли, играя в гляделки. Уголки губ Великого Цезаря дрогнули и поползли вверх, он слегка развел руки и пожал плечами. Команд отдавать не пришлось. Сами спецназовцы развернули носилки и поволокли неловкое тело Грина к другой машине. Тея бездумно сорвалась с места, подобрав остатки юбок, но в последний момент железные пальцы сомкнулись на ее локте. Сезар грубо развернул женщину к себе.
- Без глупостей, детка. Ты же меня понимаешь?
Та лишь кивнула, со страхом рассматривая его лицо. Испанец отпустил ее и проводил взглядом быстро удаляющуюся фигуру. Как только Тея исчезла в дверях реанимобиля, машина сорвалась с места врубив сирену. Оставалось самое противное...
- Мистер Торрегроса, что вы скажете по поводу пережитого? Кому на это раз была нужна ваша жизнь? Вы думаете это мутанты?
- Без комментариев, - привычно поставленным холодным тоном отрезал Великий Цезарь, направляясь быстрым шагом к ожидающей его машине...

Солнце склонялось к вечеру, когда он вышел с мольбертом и ушел в поля.
Там, прислонив мольберт к стогу сена, достал револьвер и выстрелил себе в сердце.

Перед тем как сознание начало пробиваться в его нейроны, ледяной хваткой связывая отвоеванные у госпожи бессознательности участки мозга, он слышал сплошной лишь гул. Он не мог думать о том, что так летит его грубая душа по раскаленной трубе прямо в ад. Прямо туда, черт возьми. Он не справился с порученным самому себе заданием. Он не справился с обещанием, вернуться, которое дал Тее.
Костя….
Значит и всё, что он сделал просто бесполезно, нет, конечно, он помог им всем спастись, Тее, этому раненному французу и богатому папаше…. Кстати, ему, наверное, не очень понравилось, что он его так называл? Просто этот человек, как и сам Костя, в некотором смысле, был похож… Нет, были слегка похожи их судьбы, выбраться из грязной впадины жизни на мягкий бугорок задницы. Надо же… какое забавное сравнение….
Костя….
Мир – это фактически большая задница. Ведь если пораскинуть мозгами - для тех, кто не смог, кого судьба кинула, есть укромное местечко. А для тех, кто преуспел, кого судьба наградила – сидят на пухлых ягодицах. Суть ведь в том, что Сезар сидит на правой пухлой булке, а его враг – на левой пухлой булке и чтобы встретиться, им нужно преодолеть эту клоаку смерти, денег,  унижения, предательства, жадности,  трупов, беззакония, перешагнуть реку крови, в которой возятся как черви те, кому в этой жизни реально непруха, перешагнуть и вонзить громадный нож в чужую булку, чтобы врагу настала жопа.
Костя….
Да… подождите вы! Ведь если отрезать обе булки, то и вся жопа истечет кровью, а быть на заднице одной большой булки не может, тогда должна исчезнуть и клоака. Умрет Сезар, его уютный диван займет кто-то еще. История каждого победителя всегда оканчивалась тем, что находилась большая рыба, которая отхватывала ему….
Костя….
Ему показалось, что он почувствовал горячее дыхание шепота, мягкого прикосновения и боль. На первые два раздражителя он не мог не ответить, и его рука импульсивно дернулась, чуть сжав пальчики Пантеи и, тут же расслабились. Костя вспомнил, громадную белую комнату, заставленную различной техникой, больших военных шишек, серых кардиналов страны, многочисленных врачей и одного невероятно седого старика, сидящего против него. Все молчали, а он….
Костя….
Он не молчал. Его голос был страшен и напоминал вой, громкое гудение, которое проникало в сознание, раздавливая там крошечные нейроны, заливая их жидким азотом, вставляя туда новую жизнь: «Ты Нэйкон Грин… Ты – Нэйкон Грин….», вживался голос седого старика.
- Я – Нэйкон Грин…. – Кивал пораженный силой внушения Константин.
- Когда тебе понадобится моя помощь – ты поймешь, и я заволоку твой разум своим. Девять… когда я скажу «восемь», ты забудешь своё имя…. Восемь…. Когда я скажу «семь», ты забудешь, своё детство…. Семь… Когда я скажу «шесть», ты забудешь что существовал раньше и станешь Грином….
- Я – Нэйкон Грин!
- Шесть! В тебе зреют качества, которыми ты не мог обладать – ярость, безумие, жестокость, насилие. Все профессиональные качества ты расцениваешь с этими понятиями. Если нужна смерть – будет смерть.
- Я – Смерть.
Костя….
- Пять! Ты слеп к жалости, ты слеп к сочувствию и слеп к морали. Ты – смерть. Ты – зло. Твои виски сжимают мои пальцы так сильно, что голова готова лопнуть, но ты видишь мои руки – они не причиняют тебе боль. Что ты чувствуешь?
- Ничего.
- Я давлю тебе на виски!
- Нет.
- Четыре! Я – твой хранитель разума. Кто увидит меня в твоей голове, ужаснется. Ты видишь меня?
- Ты – мертвый зародыш в моей голове.
- Три! Ты – смерть и зло. Что я упустил?
- Я – Нэйкон Грин.
Костя….
- Два! Жалости нет, У Нэйкона Грина – жалость отсутствует в лексиконе. Ты – смерть и зло, а я мертвый зародыш, разлагающийся у тебя в голове и, когда ты покажешь меня кому-то, я окончательно умру.
- Ты белый гной в моей голове….
- Один.
Старик с длинными седыми космами и такой же бородой, щелкнул пальцами. Константин Меркулов открыл глаза. Мертвые, невидящие белые глаза старца, если бы он увидел их еще раз, то почувствовал, как мертвый младенец толкается в его голове. Но это была медсестра, которая посветила фонариком в глаза.
- Он очнулся. Не заставляйте его говорить, могут разойтись швы внутренних органов. Не включайте второй свет, не толкайте и не обнимайтесь с ним. Если я понадоблюсь, буду за дверью напротив, в кабинете.
Грин не подавал признаки сознания, пока она не вышла, затем, медленно повернул голову в сторону Теи, болезненно приоткрыл глаза и улыбнулся.
Он хотел сказать, что безумно любит её и счастлив, что всё же улыбнулся ей тогда. Ради этого момента он столько ждал. Но, ведь дальше возможно этих моментов будет намного больше, что хватит на целых две жизни, его и её.

Шорох открываемой двери заставил поднять глаза от голографического журнала, любезно принесенного Линдой, дабы заткнуть, наконец, частенько ворчащего и плюющегося ядом капризного пациента. Не сказать, что Анри чрезвычайно интересовали последние новости из мира звезд, но, видимо, желтая пресса - это тот максимум, который можно было выжать из блондинки. От скуки, запертый в четырех стенах, Легат был готов штудировать хоть труды по прикладной химии, которую терпеть не мог со времен своего отрочества. Но при виде визитера бледное, осунувшееся лицо француза озарила улыбка:
- Сесо, старик! - голограмма исчезла и пластина улетела на прикроватный столик, - Бог мой, ну хоть одно лицо, которое мне здесь приятно видеть!
Подавшись вперед и невольно поморщившись от дискомфорта, Анри с энтузиазмом протянул другу руку:
- Как тебе удалось прорваться через мою суровую тюремную охрану? Впрочем, не говори, я сам догадаюсь: никто не пожелал участвовать в корриде? Садись, дружище... Черт возьми, ты не представляешь, до чего же я рад тебя видеть! - Кенар, заливавшийся соловьем, внезапно стал серьезен, - Кстати, надеюсь, ты выполнил мою просьбу? Я о Пантее...
Сезар вальяжно упал в убогое больничное кресло и закинул ногу на ногу:
- Помилуй, дружище, какая коррида, тут нет ни одного путного матадора.
Торрегроса достал из кармана потухшую сигару и собрался было закурить, но вовремя остановился. Со вздохом убрал обратно, внимательно посмотрел на Анри:
- Я помню о своих обязательствах перед тобой, как перед другом, Анри. И выполнил твою просьбу. Но еще я помню, что я Легат... и ты, старик, между прочим, тоже Легат. На наших плечах ответственности чуть поменше, чем у Господа Бога и чуть побольше, чем у кормящей матери.Так что, несмотря на все заслуги Пантеи перед Оридижн, этот ее новый знакомый... эээ... мне показалось странным его внезапное появление и я навел справки. Собственно, я по этому поводу и пришел, Кенар. Ну разумеется только после того, как справлюсь о твоем самочувствии.
Сезар улыбнулся обезоруживающе, показывая, что если он даже и показался сейчас сволочью, то очень обаятельной.
Француз кивал, выслушивая друга и покусывал в задумчивости губу, скрестив на груди руки. Утомление и слабость от обильной кровопотери все еще давали о себе знать и поэтому он экономил силы, не делая лишних движений и не повышая голоса. Но истосковавшись по общению с другом и по новостям из вне, он, тем не менее, охотно поддерживал беседу.
- О, полагаю, все не так страшно, как казалось, - отмахнулся он в ответ на вопрос о самочувствии, - Благодаря тебе... ну, и этому типу, чего уж лукавить, я оттуда выбрался. А остальное - вопрос времени. Все будет в порядке, Сесо, ты же меня знаешь, я живучий и упрямый. - Кенар слабо усмехнулся, опасаясь излишне напрягать мышцы смехом, - Кстати, хочешь посмеяться? Меня лечит весп. Чертовски упрямый, упертый, как баран, мрачный весп. Неплохая ирония судьбы, верно?
Излив душу, Лефевр слегка запрокинул голову на подушку, прикрыв глаза.
- Говоришь, ты уже навел справке об этом типе? Насколько я успел заметить, он хорош... чертовски хорош. - о том, что "этот тип" явно очень дорог Пантее, Легат предпочитал не думать. Прежде всего - дело Ориджин. - И что же ты выяснил? Полагаю, много интересного.
- Достаточно для того чтобы вытащить тебя из этого белого гроба, старик. Большую часть информации мне предоставила сама Тея, рассказала, кстати, весьма пикантные подробности вашего знакомства, о которых ты умалчивал, - Сезар подмигнул, но тут же стал снова серьезен, - Не суть. А суть в том, что этот альфа-самец бывший русский разведчик. Судя по выучке, сам понимаешь, не самого мелкого пошиба. Больше того, Константин Меркулов (а его именно так зовут), считается у себя на Родине мертвым.
Торрегроса вошел в такой раж, что не смогу усидеть на месте, порывисто встал и зашагал по палате, меряя ковер и отчаянно жестикулируя:
- Обширные связи, налаженная агентурная сеть и мертвый... Хотя, у нас-то у тут как раз очень даже живой, верно старик? Это значит что? Два варианта: либо сбежал, либо прислали. Если сбежал... Дьявол! Да это надо быть семи пядей во лбу и бессмертным терминатором физически, чтобы сбежать от русских. А если прислали?
Сезар потер пальцем шершавый подбородок и уперся взглядом в окно.
- Тогда, все, что произошло в Ковенте - это попытка внедриться. А значит, тот, кто прислал, преследует те же цели, что и мы.
- Иными словами...
Испанец развернулся на каблуках хищно и впился черными глазами в лицо Тайного.
- Иными словами, Кенар, надо брать. Он нам нужен. Тем более, что у нас есть один очень весомый козырь и аргумент. Тея.
- Я согласен, он был бы нам весьма полезен. В щекотливых делах. У него довольно... эффективный подход к решению сложных задач. Но Тея? - Тайный поморщился, словно одна мысль о том, чтобы использовать Тею в качестве крючка для таинственного русского была ему противна. Однако, поднял руки, демонстрируя если не капитуляцию, то, как минимум, отсутствие активных возражений. - Я хочу присутствовать при разговоре, Сесо. Когда это...
Вопрос повис в воздухе, поскольку Цезарь, коротко усмехнувшись, шагнул к двери и, выглянув в коридор, втолкнул в палату кресло - каталку. Усталое лицо Лефевра осветила улыбка:
- Ах ты испанский черт! Есть что-то, чего ты не просчитываешь заранее?
Переместившись с помощью Торрегросы в кресло, француз набросил на себя плед и пробурчал, направляя каталку к выходу:
- Помилуй Бог, я похож на престарелого инвалида. И, кстати, хорошо бы особо не затягивать с речами. Я чертовски устал, а прослушивание весперианского ворчания не способствует общему укреплению.
_________________________
* в соавторстве с Цезарем.)

пост зачтен титановой команде. +2