DEUS NOT EXORIOR |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » DEUS NOT EXORIOR » Настоящее » C'est Comme Ca
10 ноября 2054; около 01-00 ночи
квартира Шауга Шораса
Когда среди ночи раздается звонок, хороших новостей ждать не принято. Когда при этом до боли знакомый голос требует объяснений, угрожая обнародовать якобы известные ему нелицеприятные факты, приходится принимать меры.
Очередность:
Seagh Seoras
Henri Lefevre
Присутствие Мастера Игры:
нет
____________________________
C'est Comme Ca - Это так (фр.)
- Алё? Мм. Это Шорас.
Растянувшись на диване, откидывает голову и прижимает трубку плечом к уху, закрывая ладонью глаза, словно от яркого света, хотя в квартире полумрак.
- Ммм.
Мир снаружи, от которого он отгородился пальцами, всё равно плывёт и шатается.
- У меня есть к тебе вопросы, да. Что? Вопросы, Лефевр. Что значит «какого чёрта»? Когда людям что-то непонятно, они задают вопросы, разве не так?
Кажется, в квартире мяукает кошка; приподняв ладонь, косится в сумрак, в котором нет никого и ничего, кроме пыли и пустоты.
За диваном – груда коробок, не до конца то ли собранных, то ли разобранных. Выстроенные неаккуратной непрочной крепостью, грозятся вот-вот рухнуть на пол, показывая голым стенам и полу своё содержимое.
Хотя, на самом деле, там тоже уже в основном пыль.
Книги, потерявшие смысл и ценность, давно не работающие гаджеты с кучей безнадёжно запутанных разноцветных проводков с пометками и без них, диски, одежда.
Пыль же.
Скатываясь то в мат, то в весперианский, старательно формулирует каждую фразу и всё равно несёт какую-то ахинею.
Кто спит ночами?
Никто.
На самом деле никто не спит, всем только кажется, что лёжа в кровати с закрытыми глазами, они спят. Маленькая смерть с картинками, восемь часов длиной при хорошем раскладе, меньше – при плохом. На деле же кто-то смеётся, кто-то плачет, ходит неизведанными или сто тысяч раз исхоженными тропами, ведущими в никуда или куда-то, кто-то спасает мир, а кому-то снится, что он спит и ему снится…нужное подставить.
Кажется, с шестого числа он не спал.
Каждый раз касался головой подушки и лежал, глядя в потолок, час, два, пять, до рассвета, который упирался в наглухо закрытые окна в своих попытках достать до шауговского лица и известить о том, что уже, вообще-то, утро.
Утро, да? Он едва ли не падал с кровати, почти поскальзывался на той или иной составляющей бардака, кое-как хромал на кухню и стоял, прислонившись лбом к дверце холодильника, морщась от света, потому что окна на кухне не закрыл, задыхаясь от свежего воздуха светлого завтра, которое настало где-то за пределами его покрытого воображаемой паутиной неуютного логова.
Шауг тяжело моргнул, вываливаясь из полудрёмы от голоса Лефевра.
- Шорас, я понимаю, что мое общество крайне притягательно, тебя ко мне тянет, и я просто незабываемый собеседник, - концентрация яда в голосе достигла опасного предела, - но лучше тебе обратить внимание на время, вееежливо извиниться и исчезнуть из моей жизни..
Французский чёрт.
Он это озвучил, невнятно и скорее себе под нос, чем для Анри.
- Время? О.
Отнимая трубку от уха, покосился на горящие бесконечно ярко цифры.
- Ч-час…час. Обратил. Внимание, в смысле. Дальше?
Можно запивать снотворное крепким неразбавленным виски – он так делал в тридцать девятом.
- Время. У тебя же есть мой адрес?
Путаясь в словах, цифрах и направлениях, с третьего раза называет верный.
А с виду почти трезв. Без лихорадочного блеска в глазах, почти без нарушенной координации, почти чётко выражает мысли и почти отдаёт себе отчёт в своих действиях.
- Сорок пятый год, – перевернувшись на живот и поставив подбородок на подлокотник, прокручивает вниз текст на экране ноутбука на столике рядом. – Ты посеял во мне сомнения, чёрт тебя побери. Я был так уверен… – Шорас едва не выронил трубку, - …чёрт. Чума на семь поколений твоих детей, – проклятия у него удаётся выговаривать особенно внятно. – Но я же прав. Сорок пятый и дело этого…итальянца, как его. Что за дурацкие у вас имена. Ооо, чёрт. И твоё не исключение, кстати. Кому придёт в голову называть ребёнка Анри? Идиотизм. О, пропасть.
Он мысленно вычеркнул ещё одну нелепую смерть из списка «как я согласен окончить жизнь». После несостоявшейся гибели в тёмном переулке отбросить коньки от алкогольного отравления было бы повышенно нелепо.
- Ммм.. Послушай меня, - в голосе Анри сквозила усталость и плохо сдерживаемое раздражение, - Беседы с пьяными веспами среди ночи не входят в перечень моих любимых занятий, и уж тем более я не собираюсь обсуждать с тобой фантазии предков, а то насчет твоего имени у меня тоже есть некоторые сомнения... - замечание насчет дела итальянца Лефевр проигнорировал вовсе.
«…обязательно запить полным стаканом воды. Избегать передозировок. Побочные эффекты – аллергические реакции, повышенная слабость, головокружение, необычная усталость, тошнота».
Часом ранее он честно запил пару-тройку таблеток указанным в инструкции стаканом. Правда, не воды.
- Да. Да, конечно. Короче, я отправил это в «The Guardian». Как там? «Народ должен знать правду?» – коротко засмеявшись, он хлопнул крышкой ноутбука и сел, фокусируя взгляд на стене. – Я бы тоже хотел её знать. Правду. Приходи, поболтаем.
Белые стены, белый потолок. Зелёный диван.
- Скажи мне, что ты пытаешься меня шантажировать, Шорас, и можешь ждать полицию минут через пять, - прорычал француз в трубку.
- Шантаж? Не приведи Великий Дух. Купи обезболивающего по дороге, ладно? Виски им не является, если что. Хотя, виски тоже можно.
пост зачтен титановой команде. +1
- Да? Какой еще... Шоррас? Какого черта?! - звонка он не ждал. На дисплее его телефона для личных контактов высветился незнакомый номер, что заставило несколько мгновений с непониманием смотреть на аппарат, пытаясь сообразить, кто бы мог звонить ему из того ограниченного круга лиц, имеющего связь с ним по этому номеру в любое время суток. Голос в трубке был несколько несвязен, чрезвычайно неожидан и, к сожалению, узнаваем.
Лефевр, все еще не веря своим ушам, посмотрел на часы. Далеко за полночь. Высказанные довольно ядовитым тоном замечания относительно неудачно выбранного времени, призванные не столько вразумить беспокойного, надоедливого и, судя по голосу, весьма нетрезвого веспера, (ибо уповать на то, что тот, осознав всю несвоевременность своего звонка, устыдится и повесит трубку, было бы довольно наивно), сколько самому выгадать время, как и следовало ожидать, не привели к положительному результату.
Впрочем, дальнейший разговор принимал все более неожиданный оборот:
- Адрес?! На кой черт мне твой адрес? - утомленный за чертовски суетный и насыщенный день мозг Кенара просто отказывался с ходу анализировать казавшуюся совершенно абсурдной ситуацию. Он опустился в кресло, с которого встал минуту назад и сжал пальцами переносицы, морщась от раздражения и разрываясь между желание отключиться и интересом все-таки узнать о цели звонка.
- Сорок пятый год...
Француз нахмурился, раздраженно постукивая кончиками пальцев по подлокотнику и искренне жалея о двух фактах: этот чертов весп жив и этот чертов весп с недавних пор слишком заметен для того, чтобы быть убранным с дороги без огласки и последствий. То, что Шорас вышел на дело Нитти десятилетней давности говорило о том, что тот не ограничился подозрениями и слежкой в настоящем. Он решил копать под Легата по полной программе, вытаскивая на свет божий все, что так или иначе сможет отбросить тень на безупречную репутацию депутата. Интересно, от настолько пьян, насколько кажется по телефону?
- Короче, я отправил это в «The Guardian». - Кенар резко поднялся с места и широкими шагами подошел к высокому панорамному окну гостиной,в которой собирался скоротать начало ночи за разбором документов и бокалом коньяка с кофе и сигарой. - Приходи, поболтаем.
Смех на том конце и будничный, от того еще более издевательский, тон показались оскорбительными настолько, что Анри сцепил зубы и сощурил ледяные глаза, всматриваясь в черноту за окном. Ярость, поднявшаяся с самого дна души, выплеснулась в рык:
- Скажи еще, что ты пытаешься меня шантажировать, Шорас, и можешь ждать полицию минут через пять.
Разумеется, напрямую он не сказал. Разговор по душам, Шорас? Кенар скрипнул зубами, пятерней раздраженно зачесывая назад коротко стриженные волосы и с размаху прислонился плечом к стене, глядя в пространство прямо перед собой. Оставлять так нельзя. Разбирательства с газетчиками - последнее, что ему сейчас нужно. Пьяная болтовня наглого веспа вывела из себя. В подпитии, оказывается, не только люди отличаются словоохотливостью. Анри перевел взгляд на раскрытый антикварный бар в виде большого глобуса и в голубых глазах промелькнула усмешка. "Обезболивающее, говоришь? Я знаю одно, которое тебе точно понравится."
- Сэм, ты срочно мне нужен, - бросил в трубку Легат, на ходу выдергивая из "земного чрева" коньячную бутылку. - Прокатимся...
Спустя полчаса Майбах почти бесшумно остановился перед погруженным во мрак многоквартирным домом в одном из весперианских районов. Выйдя из машины, Анри махнул рукой водителю, призывая следовать за ним и у искомой двери так же молча кивком головы указал на угол. Сэм понял босса без слов и занял позицию у двери, превратившись в истукана. Кенар ухмыльнулся в полумраке и нажал кнопку звонка.
Звук сквозь дверь проходил, несмотря на хвалёную звукоизоляцию, и можно было явственно различить, как в квартире что-то грохнуло. Тишина - секунд пять - и Шауг открыл дверь, опираясь рукой о косяк и представая пред светлые очи Анри в не самом лучшем виде: видавшая виды футболка и закатанные на левой ноге до колена джинсы, ибо свежая повязка не давала их одёрнуть до конца. И - босиком. На холодном полу.
Пригладив растрёпанные волосы, Шорас поднял на Анри совершенно трезвый взгляд:
- Ха. Я знал.
Не договорив, что именно он там знал, махнул рукой, посторонившись и пропуская в квартиру. Кенар с брезгливой миной оглядел хозяина и, проходя, с силой впихнул ему в руки бутыль, держа ее за горлышко и тем самым отодвигая веспера от себя, словно опасался задеть и испачкаться. Прошествовав в комнату, он огляделся, не сводя с лица брезгливого выражения, демонстративно провел пальцем по столу, хмыкнул и обернулся:
- Надеюсь, разговор будет коротким. Я не намерен задерживаться в подобном хлеву.
пост зачтен титановой команде. +2
И куда тебе тысяча жизней? Ты и одну-то проживи достойно.
Построй дом, посади дерево, вырасти сына. Сына, в конце-то концов! Без отмазок и оправданий, без условного наклонения, ведь если бы ты тогда не, а тогда да, это был бы уже совсем не ты, и слава, собственно, Великому Духу, что был в состоянии избавить бренный мир от грешной души, но не избавил, позволяя грешить дальше.
А уж сколько грехов, считать – не пересчитать, и каждый – словно бусина. Разного цвета, разного размера, все со своей историей и причинами. И носить тебе эти бусы до седых волос, если доживёшь, и каждый прохожий будет их видеть и тыкать пальцем, смотрите, мол, вот этот добрый малый совсем не добр, у него руки в крови, да и посвятил он свою жизнь не тому, чему вообще-то жизни посвящают.
И ходишь с этими бусами как на ярмарку, и у всех – такие же.
Несовершенный мир, пусть дивный новый, но – несовершенный. И трещины на потолке бытия, и пол последний раз мыли до сожжения Рима, и Рим-то, в принципе, сожжён всё теми же, кто теперь правит в новом и заверяет, что ошибки прошлого остались в прошлом, а впереди – очередной дивный. И очень новый, совершенно новый, не похожий на предыдущие.
Там враги приходят с коньяком.
Чуть не падает, хватаясь за стену и рассматривая в темноте этикетку.
- Коньяк?
Зашарив ладонью по стене, включает свет и тут же щурится на яркие лампы, закрываясь от них локтем руки, сжимающей бутылку.
- Споишь меня, ирод. Я таблетки просил.
Открывая дверь Анри, он снёс всю свою коробочную баррикаду, развязав квартирную герилью на полу.
В какой-то из коробок – он уверен – было счастье, свет в конце тоннеля, святой Грааль и Абсолютная Истина, потому что этих коробок, вместилищ запылившегося и заплесневелого уже прошлого, было так много, и покоились они в таком хаосе, что в хаосе этом наверняка должно было таиться что-то ценное.
Честно – он не особо знал, что в коробках.
Верхняя, самая тяжёлая, оказалась с книгами; рухнув на пол, она выдала миру богатство печатного слова.
В ужасно пьяном жесте Шорас обвёл рукой – всё той же, с коньяком – своё маленькое, но очень гордое царство, из которого он собирался съехать каждый понедельник, каждый вторник собирал вещи, и каждую среду – разбирал, замыкая таким образом свой краткий, но глубоко замкнутый трёхдневный курс по началу новой жизни с понедельника.
Водрузив бутылку на вершину очередной неустойчивой коробочной пирамиды, Шорас дохромал до дивана, наклонившись и держась рукой за спинку, открыл папку исходящих, где последним отправленным и впрямь значилось письмо в «The Guardian».
- Иди сюда.
Ткнув в сенсорный экран, открывает письмо и прикреплённые файлы – видишь, я не блефую. Я вообще всегда предельно серьёзен.
И, в отличие от некоторых, говорю правду.
- И это капля в море, Лефевр, кааапляя… – протянув для усиления эффекта последнее слово, он шагнул в сторону, открывая обзор. – Твоя идеальная, – насмешливо. – биография – не идеальна.
В квартире пахнет ноябрьской сыростью, растворимым кофе и, совсем немного, пылью столетий. Лекарствами. Порошком. И какой-то неприкаянностью, что ли?
Фамильярно похлопав Лефевра по плечу и оставив его наедине с ноутбуком, наказав по исходящим не шариться, идёт на кухню и гремит чем-то уже там, периодически чертыхаясь.
Возвращается со стаканом. Одним. Второй извлекается откуда-то из коробок.
- Обезболивающее не помогает. Оо, ч-чёрт…я тебе говорил, что у тебя дурацкое имя?
Поставив бутылку рядом с ноутбуком, оттеснив от него француза, он снова упал на диван, с трудом удержавшись в сидячем положении и вытянув больную ногу.
- Ааанрии…звучит как unreal, если вдуматься. Да. Добавить окончание – и вуаля.
Я пьян.
Снова язвительно смеётся.
Я ужасно пьян.
- Я абсолютно трезв, если что.
Мне просто больно. О боги, я уже и не знаю, какую волшебную таблетку проглотить и какой волшебный же эликсир выпить, чтобы оно перестало так болеть.
Повернувшись, Шорас толкнул Лефевра в плечо.
- Вон ту папку открой. О, да не эту, слепое чудовище! Правей. Великий Дух, там имя твоё, вот это самое, нелепое которое!.. Ага, её вот. Там кроме этого итальянца…как его…не важно…там ещё есть. Вон туда гляди.
Откинув голову на спинку дивана, заплетающимся языком на память воспроизводит содержание документа:
- Нападение на центр ребиле…реабл…реабили-мать-её-тации мутантов. Чьих рук дело? Ориджин. Кто пострадал? Архипов. Чей Архипов подчинённый? Твой. Улавливаешь параллель?
О, проклятье, я не могу встать.
Улыбается, как ни в чём не бывало. Выглядит, наверное, дико. Он всегда очень неправдоподобно смотрится, когда улыбается.
Ооо, чёрт-чёрт-чёрт, я не могу встать. Это нога так болит или что?
И всё тело словно чугуном налитое, и даже пальцем не пошевелить.
- Я принёс стакан,- думает и уточняет. - Два. Два стакана.
пост зачтен титановой команде. +1
- Все обезболивающее ты выжрал в прошлый раз, по дороге в клинику, - Кенар с задумчивостью и интересом обозревал пространство небольшой комнаты, - И судя по всему, сейчас я выбрал правильное средство.
Царящий кругом бардак наводил на мысли о тайнах, которые должны были бы быть сокрыты от посторонних глаз, но сейчас выглядывали из-за картонных стен, и, казалось, даже пугливо жались по углам. При взгляде на выпотрошенные коробки, над которыми еще не успела осесть потревоженная при падении пыль, его не отпускало чувство, будто бы он смотрит на выставленный на всеобщее обозрение шкаф с чужим бельем. Вроде ничего непристойного, все, как у всех, но как-то нарушено таинство, сломана печать и интимные секреты смущают взор.
И все бы ничего, подумаешь, коробки, сложенные вещи, сборы, иллюзия перемен, попытка изменить жизнь, себя, отношение к миру или сам мир, тут уж кому как повезет. Видимость действия, неуют перепутья, за которым будет все замечательно, стоит лишь его преодолеть, вон тот переулок, и жизнь наладится, заиграет новыми красками... А нет, не заиграет. Потому что ленив хозяин, или нерешителен, но пыль с мизинец толщиной дает понять, что переезд не состоится, а если и состоится, то лишь вследствие какого-то форс-мажора, вынужденного бегства, а то и вовсе так и сгорит к чертям со всем своим содержимым и тайнами, скрытыми за картонными стенами. И будет вместо пыли лежать на этом же месте пепел, вобравший в себя чужие тайны, и понесет его ветер по миру, нашептывая их всем, кто готов слушать. Кто-то услышит, сделает выводы, примет меры и спрячет свои скелеты в несгораемый шкаф, а кто-то и не заметит пронесшегося мимо откровения.
В душе мелькнуло удовлетворение от осознания, что уж его-то тайн укрыты надежнее, чем жалкие коробки, выстроенные в шаткие башни. Хотя, раз уж он здесь, то не настолько, видимо, хорошо, как он думал.
- Иди сюда.
Я-то подойду, но не пожалеешь ли ты, что не уполз благоразумно на дно, под самый тяжелый камень, в самую темноту, не затаился лет на сто, чтобы о тебе забыли все. И особенно я... Француз с усмешкой повел плечами, шевельнувшись в каком-то легком и ненавязчивом па и откликнулся на приглашение, переступив по пути через одну из перевернутых и лежащих вверх дном пыльном вместилище тайн, секретов, грязного белья и простого барахла.
Голубые глаза с деланным ледяным безразличием впиваются в дисплей, выхватывая интересующую информацию. Блеф - не блеф? Хлопок по плечу, за который Анри мысленно дает себе обещание сломать, при случае, весперу руку, и он остается наедине со своими скелетами, вырытыми из глубоких курганов упрямым могильщиком. Отстраненно просматривает дело десятилетней давности, будто со стороны отмечает явный провал обвинения, недостаточно активную позицию в адрес свидетелей защиты, биографические данные... "Эх, Фрэнки, Фрэнки... Может, прав был Сезар и следовало утопить тебя в Сене. Как и еще кое-кого. Удивительно, сколько проблем всплывает из-за несостоявшихся утопленников!"
- Я абсолютно трезв, если что.
Может, поспорим? Легат пробежался глазами по содержимому папок, старательно игнорируя холодный пот. Дело Нитти, собранное по крупицам, готовая статья о нападении на реабилитационный центр с едва ли не прямым обвинением депутата в укрывательстве террористов и в крышевании преступного синдиката, несколько снимков с попыткой провести аналогии... Кенар свысока снисходительно посмотрел на шантажиста:
- Ты снова собрал кучу фрагментов, но не смог собрать правильной картины. И сейчас пытаешься проводить несуществующие параллели. Просто потому, что тебе почему-то чертовски хочется выкопать мне яму, - француз сбросил с кресла какие-то тряпки, бывшие, видимо, в лучшие времена составляющей гардероба, и, взяв бутылку за горлышко, резко свернул пробку крепкими длинными пальцами, - У содержимого любой из этих папок есть вполне логическое, простое и скучное объяснение. Без шпионов, террористов, Ориджин и даже без подлога. Скука, если честно.
Плеснув в стаканы темной жидкости не более, чем на четверть, он подтолкнул один в сторону хозяина дома.
- У всех юристов бывают неудачные дела, увы, я не всесилен, - Судья развел руками и степенно взял со стола свой стакан, - Что касается Архипова - я вообще не вижу здесь параллелей с нападением и с Ориджин. Более того, причастность Ориджин к нему так и не была доказана. А Архипов - жертва банального бытового взрыва и пожара. Все подтверждено документально, вплоть до данных из Службы Спасения. И, помнится, это мы уже обсуждали. Так что, как бы тебе этого ни хотелось, прости уж, но ты притягиваешь факты.
Отсалютовав стаканом, Лефевр пригубил коньяк и медленно прокатил стакан между ладоней, без особого сочувствия посматривая на Шораса:
- Есть что-нибудь еще? Что-то, заслуживающее хоть какого-то внимания?
пост зачтен титановой команде. +2
- Нет, ну каков гусь, а.
С осуждением качает головой.
- Не прощу.
И возмущение в голосе и взгляде, слегка поблёскивающем и уже откровенно мутноватом.
И это самая граница бури, там дальше – тьма и мрак, и грозовые облака, и штормовой ветер, с корнем вырывающий столетние дубы, и уносящий фургончик куда дальше страны Оз, в непроглядную мутно-изумрудную даль, из тумана которой поблёскивают янтарными глазами драконы: высокомерие, жадность, мученичества, нетерпеливость, саморазрушение, самоуничижение и упрямство. И море волнуется, волнуется так, что десятый и одиннадцатый валы почти захлёстывают маленький белокаменный город, поднявший тревожные флаги. Двенадцатый, крылатый, сильнейший из сильных, и несуществующий, накрывает с головой, толкая в стальную, искристо-серую неведомую глубину, из которой пахнет солью, холодом и неизвестностью. В ней рыбы нет, и жизни нет, есть только губительная толща воды, прижимающая своим весом к песчаному дну, толща, сквозь которую уже не проникают лучи света, растворяясь в аквамариновых верхних слоях.
Тяжесть воды давит, заливая глаза и уши, заставляя отплёвываться и отчаянно вскидывать руку вверх в жесте мольбы о помощи.
Ну помогите же, эй, драконы мои, я ведь тону.
Ветер лишь швыряет в лицо ледяные солёные брызги, от которых щиплет глаза, и толкает глубже.
Тянется к стакану и обхватывает его непослушными пальцами, едва не разливая на клавиатуру: попытка опрокинуть стакан номер один. Подумав, закрывает ноутбук.
- «Правильная картина», «несуществующие параллели»…ты в кого такой зануда?
Всплёскивает руками. Попытка опрокинуть стакан номер два.
- Я тебе тут…а ты…валяй, открещивайся. Негодяй.
И мир плывёт, стонет и прогибается под ударами волн, грозясь вот-вот поддаться стихии и переломиться пополам.
Шорас снова извлёк телефон: час ночи.
Наверное, я где-то ошибся. Свернул не туда, и к без пяти минут сорока годам получил не мещанское счастье и шторки в горошек, а простреленное колено и злейшего врага у себя дома.
Наверное, нужно было оставить все надежды и чаяния двадцатипятилетнему себе. Потому что если ты веришь в революцию в двадцать – это нормально. В двадцать пять – ещё нормально. В тридцать на тебя смотрят, как на идиота, а в тридцать пять списывают со счетов, и никакие шторки уже не помогут оправдаться в глазах добропорядочного общества, против идей и устоев коего ты, великовозрастный балбес, имел несчастье и смелость пойти.
Ну, пошёл.
Ну и что?
Где твоя революция? Где твои чёрно-красные флаги и лозунги «no pasaran!»? Остаётся только вискарь да диссидентский трёп за невозможность счастья в бренном мире.
- Калейдоскоп.
Неожиданно подаёт голос.
- Калейдоскоп. Куча фрагментов, которые складываются в картинки. Каждый раз разные. Но фрагменты – факты – есть. Чтобы от них избавиться, нужно разбить калейдоскоп. А какие дети хотят, чтобы ломали их игрушки?
Шауг тряхнул головой, упираясь свободной ладонью в диван.
- Архипов участвовал в нападении на центр. А напал Ориджин. Я видел.
Мои глаза мне врут, чутьё не изменяет.
Я точно знаю, что было, как было, и почему было, сцепляю странные звенья в странную цепь и ставлю под вопрос каждое из них.
Но смысл мне задавать вопросы тебе, если ты всё равно уходишь от ответа?
Он устал разговаривать. Провалил все попытки сложить мысли в связную речь, махнул рукой на самого себя и подорвался с дивана в последнем исступлённо-пьяном стремлении заставить мир прогнуться под себя.
А ветер сорвал алые флаги штормового предупреждения и затянул всех, нетвёрдо стоящих на ногах, в водяную пропасть вслед за ними.
И он не удержался на земле.
Запнувшись, повалился вперёд, на Анри, опрокидывая на него свой стакан, выскользнувший из разжавшихся пальцев, и падая следом.
Попытка третья успешна.
Он выбил стакан и из французовых рук, опрокидывая всё на его пиджак, и на секунду или две прижимая лоб к плечу Лефевра, пытаясь подняться и отталкиваясь то ли от него самого, то ли от кресла.
Да, добро пожаловать в мой неустойчивый мирок, в котором у меня столь легко можно выбить почву из-под ног.
Неловко дёргается в сторону, сильно заезжая французу затылком по челюсти.
- Пррростите великодушно...
В попытках исправить ситуацию, делает только хуже.
- Куда попал? – дрогнувшей рукой поворачивает за подбородок к себе и пристально всматривается, приблизив лицо. – Не до крови?
А то я ж добавить могу.
Море с довольным рокотом размазало его по дну, особо сильным ударом отрезвляя.
Встретившись взглядом с Лефевром, он отшатнулся, фактически падая на пол.
Великий Дух, скажи, зачем я подпускаю своих врагов так близко?
Ведь ты мне враг, ты мне навечно враг.
За всю ту боль, за шрамы, за метания и зёрна сомнений.
Цепляясь за диван, он поднялся. Не смотрит.
- Ох, извини. Пиджак. Мне…стыдно?
Тихо.
- Ты снова рушишь все мои догадки.
Кивает на ноутбук.
- Не я копаю тебе яму. Ты сам себе её выкопал.
И если бы твоя вина была в неведенье вины. Я знаю, что ты знаешь, и наоборот. И беспросветен мрак.
Должно же быть что-то такое…последний рывок, что столкнёт тебя в эту яму.
Должно же.
Думай, Шорас, думай.
- И вообще, прекрати, чёрт тебя подери!
Повышает голос, с отчаянием удерживая последние остатки самоконтроля.
- Сказал бы уже тысячу лет назад, что я ошибаюсь, что мои подозрения беспочвенны. Скажи это сейчас – и я уже не поверю. Слишком много…слишком… – он устало зарылся пальцами в волосы, опуская голову.
- Извини за пиджак.
пост зачтен титановой команде. +1
Отредактировано Seagh Seoras (2014-03-23 11:00:48)
Скажи ему кто-нибудь, что он будет однажды среди ночи пить коньяк в квартире заклятого врага, веспа, прицепившегося к нему, как репей к хвосту бродячего пса, и все попытки стряхнуть его оборачиваются лишь более глубокими шрамами, последствиями и твердыми подозрениями, он бы либо просто послал фантазера куда подальше, не стесняясь в выражениях, либо, если бы оказался в отвратительном расположении духа, усомнился бы в наличии мозгов у него самого и у всех его предков, с пожеланием вырубить из исторического леса все его генеалогическое древо под корень, ибо не должен существовать подобный дегенеративный род - это противоречит природе. И еще проклял бы тот день, когда его отец встретил его мать. И тоже все это - не стесняясь в выражениях, да. Кстати, второй вариант был бы более вероятен. Бог мой, Анри, где твои манеры?! - Иди в задницу! - Понял, мы не в духе, умолкаю...
Краткая перепалка с очухавшимся внутренним голосом Где ты раньше был, чертов засранец?! , как слабый выплеск адреналина. Вспылил - вроде и полегчало.
Расслабленно развалившись в чужом кресле, с показной беззаботностью человека, которому нечего скрывать, Кенар, закинув ногу на ногу и грея в ладонях коньяк, следил за Шорасом из-под полуопущенных ресниц и никак не мог взять в толк - так ли уж весп пьян, как хочет казаться? Есть ли хоть какой-то смысл в продолжении разговора? Придушить ты тебя сейчас, например, вон той подушкой... Легат прогнал прочь эту заманчивую мысль, покуда она не стала чересчур навязчивой. Отправитель письма в «The Guardian», обнаруженный мертвым спустя несколько часов после отправки... Отбой, Лефевр, даже и не думай.
- Калейдоскоп.
Анри даже бровь изогнул, скептически поглядывая на собеседника, даже не подозревавшего, насколько близко об него минуту назад стояла Безглазая с занесенной над дурной головой ржавой косой.
- Архипов участвовал в нападении на центр. - усталый вздох из глубины кресла, раздосадованное покачивание лобастой головой. Опять... Доказательства, месье, где доказательства?
- А напал Ориджин. - нет доказательст. Уж Судья-то знает, что прямых улик нет. Не первый год практикуются подобные вылазки, отточенные до мелочей. Кхм... Да, дураков не всякий гений предусмотрит в своем плане.
- Я видел. - железный аргумент! Что ты видел, весперианский Шерлок? Толпу в масках? Будь мы в зале суда, я разбил бы твои доводы в пух и прах.
Впрочем, не тем ли ему сейчас придется заняться? он двадцать лет своей жизни переводил косвенные улики в прямые, доказывал, убеждал, приговаривал, сцепляясь с хищниками мира юриспруденции. Сейчас все наоборот - превратить кучу разрозненных улик в груду бесполезных фактиков. Да, разбить калейдоскоп, если хотите.
Кенар не ожидал падения. Когда нелепая долговязая фигура пошатнулась, он лишь успел подобраться, но вырваться из объятий кресла оказалось не так уж и просто. Резкий пряный запах коньяка, впитавшегося в ткань, навязчиво и раздражающе ударил в нос, тут же челюсть пронзила боль. И чужие холодные пальцы на лице...:
- Твою мать, Шорас! - прорычав утробно, сквозь зубы, француз оттолкнул от себя весперианца, с яростью и неприязнью пересекаясь в ним взглядом и, резко поднявшись, наконец, отправил на пол коротким ударом в живот.
Грохнув уже пустыми стаканами о столешницу, Анри с неприязнью исподлобья покосился на медленно встающего с пола Шауга и прикоснулся костяшкой указательного пальца к неприятно зудящей губе. Только не снова, чтоб тебя... При виде кровавого пятнышка раздраженно закатил глаза и, слизнув с прикушенной губы кровь, осмотрел испорченный пиджак и лишь раздраженно фыркнул в ответ на извинения.
- Знаешь что? Мне любопытно. Правда. Давай поговорим. Излагай, что ты накопал и какие картинки в твоем калейдоскопе? А я тебе скажу, какие в моем. - недовольно поведя носом от внезапно ставшего излишне ароматизированным пиджака, Легат стянул его с плеч и набросил на спинку, - Только прошу тебя, Шорас, воздержись впредь от подобных пируэтов. А то ведь я могу зарядить и в челюсть. А я, как-никак, тут на правах гостя и правила этикета не позволяют бить хозяина... без должного основания.
Усмехнувшись, упал обратно в кресло и с интересом посмотрел на закрытый ноутбук. Играй. А я буду отбивать. Все равно козырей у меня больше.
пост зачтен титановой команде. +2
- Твою мать, Шорас!
О, я это уже слышал.
Кривится от боли в животе.
- Ты что, ударил меня?
Никогда не слыл кинестетиком или болтуном. Но…
- Не позволяют, говоришь?.. Не похоже.
Он неловко-красивым жестом рассыпал перед Лефевром все карты, которые оказались отвратительно мелкой масти и без единого козыря в чёрно-красном месиве, никаких преимуществ.
Шорас устало махнул рукой.
Это что же, предательство? Точнее, его продолжение, начавшееся ещё месяц назад.
- Кажется, мне всё-таки уже хватит. Оно действует. Медленно, правда.
Боль, так отчаянно мучавшая ещё час назад, начала уступать давлению таблеток и алкоголя, сглаживая и ощутимый удар в живот, от которого мышцы неприятно ныли. Он прижал ладонь к животу жестом, которым обычно зажимают огнестрельное ранение.
- А ты, верно, издеваешься.
Не спешит садиться, напротив, подходит ближе, словно нависая над креслом, но настороженно держась на порядочном расстоянии.
Я так старательно лезу в петлю, самолично свитую, что сам себе удивляюсь.
Зачем, чёрт подери, я звонил?
Шорас со смесью удивления и недоверия посмотрел на француза сверху вниз, опираясь кулаком о столик.
Вытянув указательный палец, стучит по закрытой крышке ноутбука.
- Я рассказал тебе если не всё, то очень многое. Слишком многое. Тогда, – имеет в виду дело месячной давности, - и сейчас.
- И уж прости, mon cœur, рассказать совсем всё я не могу. Даже тебе. Тем более тебе. Я же тебя…как бы помягче выразиться…ненавижу? Да, примерно так.
Мне как-то никогда не приходилось концентрировать свою ненависть на ком-то одном; прежде мне приходилось разделять её между многими. Но направленная на одного человека она казалась какой-то изменённой и…странной?
Или это был ещё и коньяк. Да, наверняка он тоже.
- Так что, теперь уж точно пришла пора тебе выдать что-то кроме безосновательного «Шорас-ты-кругом-не-прав».
Хмыкнув, продолжает с короткими паузами между словами, их – слова – подбирая.
- Давай. Докажи, что ты не имеешь ни к чему никакого отношения. Факты говорят обратное. Да и вообще… – снова касается плеча, с каким-то отстранённым и деланным любопытством отмечая теплоту, - будь всё так хорошо, ты бы не сорвался с места и не сидел бы сейчас здесь.
Убирает руку, прежде чем Лефевру взбредёт в голову её сломать, и стоит теперь уже ровно напротив, скрестив руки на груди и слегка насмешливо поглядывая.
Я так старался загнать тебя в ловушку, что, кажется, попался в неё сам. Не в предназначенную тебе, нет, та ещё пуста и ждёт своего часа, в другую, сделанную специально для меня…снова мной же.
Нам всем изначально предоставлено право жить долго и счастливо.
Своими словами и действиями я от этого права отказываюсь вновь и вновь.
Мир продолжал шататься и расплываться во всех направлениях, и Шорас поспешил отступить вправо и ухватиться за спинку кресла. Ногу он уже просто почти не чувствовал, поэтому передвигаться приходилось с величайшей осторожностью.
Щурится, разглядывая француза и пытаясь понять.
- Всё, что было в ноутбуке, я показал. Хотя, нет. Стоп. Там ещё флешка, на…на столе. Вроде, там тоже что-то было. Из недавнего. Пррропасть… – крепче впивается пальцами в обивку.
- Вот мои картинки. Разрозненные…несимпатичные.
То ли трезвеет, то ли находит, наконец, в себе силы изъясняться более понятно.
- Говоришь, есть объяснения? Объясняй.
На черта тебе это все надо, Шорас? Копать под меня, поднимать дела столетней давности, сдувая с них вековую пыль в надежде, что под толстым слоем обнаружится великий клад, способный низвергнуть меня в пропасть. Чего ты добиваешься? Только лишь параноидальная догадка об Ориджин не дает тебе покоя, или ты имеешь что-то конкретно против меня? Похоже на то. Ты одержим мной, черт тебя побери. Если бы не было Ориджин, ты придумал бы его, только бы иметь возможность подозревать Анри Лефевра. Но я не жалуюсь, Шауг, боже упаси. Я забавляюсь. Знаю, что тебе не загнать меня в угол, потому что я всегда найду выход из любой ситуации, в которую ты попытаешься меня завести. Я всегда нахожу выход. Знать бы еще, как я нахожу туда вход, черт возьми...
С нескрываемым неудовольствием, демонстративно изгибая бровь, Кенар покосился на руку Шораса на своем плече, сдерживаясь, чтобы не схватить и не сжать изо всех сил, мысленно дробя пальцы и выворачивая запястье. "Спокойно, считай до пяти. На счет шесть можно будет себя не сдерживать..." Веспер благоразумно убрал руку на цифре четыре, француз коротко выдохнул. Безумие...
Пожалуй, кое в чем ты, все-таки, прав. Не скажи ты, что отправил это чертово письмо - меня бы здесь не было. А вместо меня примчались бы бойкие ребята из команды Лорда и устроили бы премилый несчастный случай. Проклятие, Шорас, до чего же ты внезапен...
Лефевр снова нацепил привычную усмешку, наклонился вперед и, ухватив со стола бутылку, широким неспешным жестом сорвал пробку и снова разлил коньяк по стаканам, безбожно затягивая паузу и выгадывая для себя время на обдумывание ответов. Уйти, не развеяв подозрений и не навязав Шорасу нужные варианты ответов, было бы непростительно. А тогда действительно, зачем он здесь?
- Сделай одолжение, не употребляй в одном предложении такие слова, как "ненавижу" и "mon cœur*". Во-первых, с произношением у тебя просто беда, во-вторых, в одной связке это выглядит нелепо, а в-третьих, у меня возникает жуткий диссонанс, когда "mon cœur" мне говорит мужик. Уж извини, - Кенар протянул Шаугу наполненный на треть стакан. - Вы у себя в Наудай явно не знаете, куда себя деть от избытка свободного времени, судя по тому, с каким рвением ты изучаешь мою жизнь. Видимо, пытаешься заполнить пробелы в собственной?
Иронически ворча, Лефевр открыл ноутбук весперианца и, найдя на столе упомянутую флешку, подключил ее, быстро щелкая по папкам и читая почти по диагонали статьи, заметки, просматривая фото. Во время изучения он то и дело скептически цокал языком, фыркал, закатывал глаза и время от времени прикладывался к своему стакану, слегка смачивая губы в коньяке. Наконец он с вздохом человека, проделавшего большую, утомительную и, главное, бесполезную работу, снова расслабленно откинулся в кресле, катая стакан между ладонями:
- Несомненно, все это чертовски интересно. Можешь продать кое-что бульварной прессе. Много наверняка не заплатят, я, все-таки, не кинозвезда, но политикам тоже любят промыть кости. Разочарован? - Анри допил свой коньяк, снова взял бутылку и, взглянув на Шауга, наклонился и плеснул в его стакан новую порцию, после чего налил себе, - Ожидал, что я буду в панике стирать всю эту ерунду и разбивать носители? Я политик, Шорас. Если бы ты знал, с кем мне доводилось встречаться и беседовать в ходе переговоров за закрытыми дверями... - француз поднял глаза к потолку и присвистнул, - Могу тебе подарить еще пару фактов, если пожелаешь. На днях у меня был разговор с МакМэлоном. Серьезный. Громкий. Детали нужны? Вдруг ты и этот факт куда-нибудь пожелаешь приспособить.
- Тебе, как я понимаю, никак не дает покоя то нападение на центр. А я не могу понять, почему ты так упрямо пытаешься связать его с моим телохранителем. Да и твое заявление насчет того, что нападавшие были из Ориджин... Очень смелое заявление. Наверное, я не ошибусь, если предположу, что это - официальная точка зрения Наудай? А у Наудай есть доказательства? Кроме, разумеется. твердых убеждений в том, что все беды от людей? Торрегроса, например, отрицает причастность группировки к этому нападению и у меня нет оснований ему не верить. Как и наоборот. Нет оснований верить в то, что это - не ловкая провокация Наудай. Удобно. Избавиться от мутантов и обвинить людей. - пригубив коньяк, Судья наклонил голову набок и с улыбкой взглянул на молчащего весперианца.
__________________
* мое сердце (фр.)
Отмечено 13.04
Вы здесь » DEUS NOT EXORIOR » Настоящее » C'est Comme Ca
