У меня, кажется, окончательно поехала крыша, когда она застонала. Причем, поехала конкретно, сорвав к чертовой матери все гвозди и высекая искры, которые падали на остатки сознания, опаляя его. Я только тихо зарычал, на грани стона, от нетерпения, которое разрывало все внутри. Черт, какое безумие! Она сводит с ума, ненормально, но я в таком бурном восторге от этого! Мне нравится, до умопомрачения это нравится. И еще больше нравится, что этого состояния приятного аффекта только она смогла добиться. Это правильно.
Я хотел что-то сказать в ответ, мимолетное желание, просто один миг. И мог бы сказать много всего. То, как она красива. Какие у нее мягкие губы или нежная кожа. Или что ее прикосновения заставляют кожу гореть… что угодно, но ни звука не вышло. Только невыдержанно дышал, хрипя от тупой похоти, почти животной. Или такой? Плевать, снова плевать! Наоборот, даже промелькнула глупая мысль легко шлепнуть Ориану по бедрам, чтобы она больше не смела прерывать поцелуя. Сложилось стойкое ощущение, что эти безумные адские пляски наших соединенных губ – какой-то источник самой жизни, самая ее квинтэссенция, сама суть жизни.
Я чувствовал, что горю, весь в огне. Сердце долбилось в груди, но удары ощущались слишком ярко, слишком громко, словно бьется оно в ушах. Или это из-за бешеной крови, которая наверняка с немыслимой скоростью носилась по венам, разогревая сильнее. Я абсолютно оглох, став полностью уверенным в том, что будь снаружи атомная война – не услышу ни звука. Даже сейчас ее шумное дыхание будто через некую тонкую пелену было слышно, а звон в ушах лишь усиливал этот эффект. Сжимал ее нежную кожу, позволяя себе лишнего, притягивая к себе ближе. Самому было больно из-за тугой тесноты в джинсах, и хотелось зачем-то и ей причинить боль. В конец ошалевший от всего этого безумия, начал прикусывать ее губы, жарко вдыхая. Все неслось чрезвычайно быстро, словно мы двое всю жизнь только этого мгновения и ждали. Черт, я ждал, да, я признаюсь. Я ждал, жаждал этого мига, когда будет уже все равно на мысли, когда будет только желание в голове.
Отдаленно слышал, как рвется ткань рубашки и пуговицы разлетаются в разные стороны; слабо усмехнулся в ее губы, целуя затем с новой силой. С точно таким же нетерпением задрал ее юбку, какими-то рваными и дерганными желаниями. Быстрее! Ждать еще немного казалось просто невыносимо! Мышцы итак напряжены до предела, но по телу уже пробегают слабые волны удовольствия, из-за предвкушения и от того, сколь близко она; даже через ткань джинс, кажется, ощущаю ее разгоряченное тело, тесно прижимаюсь, совсем одурев. Кислорода не хватает, поэтому я делаю глубокий судорожный вдох, когда Ориана отстраняется. Только сейчас осознаю, насколько мне действительно жарко. Настолько, что волосы на лбу слиплись, но это лишь на миг возникает в сознании, а затем снова исчезает, когда я нахожу для себя новую утеху – впиваюсь губами в ее шею, прикусывая. Слышу шуршание пиджака, затем чуть отстраняюсь, чтобы она стянула кофту вновь целую шею, проводя по ней кончиком языка. То эти неровные слабые прикосновения, чтобы привести нервные окончания в бешеный экстаз, а затем обхватываю нежную кожу губами просто потому, что так дико хочется, и едва себя сдерживаю, чтобы не кусать больнее от бездумной страсти. Руками медленно провел по ее талии, поднимаясь выше, пока, наконец, не обхватываю грудь. И все так легко, она умещается в моих руках, словно под них и была создана. Кто сказал, что большие сиськи – это круто? Казнить урода! Может, красиво, пока они не начинают скакать туда обратно, рискуя вдарить обладательницу свою по лбу. Но так, так как у… Ри мне нравилось, меня возбуждало. Аккуратно, как надо. Я провел большими пальцами по напряженным соскам, а в следующий миг хрипло тяжело выдохнул чуть ниже ее ушка и прикусил мочку. Резко задрал юбку еще выше и начал стягивать трусики, все хотелось сделать как можно быстрее. Почему-то терпеть еще казалось абсолютно ненормальным и невозможным, вовсе удивительно, что я до сих пор в джинсах. И вот кружевное белье в руке, недолго думая я сунул их в задний карман джинс, делая первое, что пришло на ум. Мучительно-сладкое удовольствие зависло в этот миг, пронизывая все сознание насквозь. Я отклонился назад, только для одного – полюбоваться ей сейчас. Сбивчиво дышащей безумной мечтой, посмотреть, как вздымается ее грудь.
- Ты, черт, – я стиснул зубы, от бурлящего в голове безумия, - ты само совершенство, - я не думал, что в следующий миг рвану к ее груди, наклоняясь. Мне просто так сильно захотелось сделать это, что я просто не мог себя перебороть, какая-то мгновенная одержимость этим желанием. Обхватить губами, легко прикусить сосок. И снова сладко-мучительное нетерпение, стало только сильнее. Нет, теперь меня действительно разрывало изнутри.
Через секунду снова выпрямился, окончательно стаскивая с себя рубашку неровными движениями, кинул ее куда-то на пол. Придвинулся ближе, снова припадая к ее губам. Не обнимал, заняв свои руки молнией джинс и пуговицей. Слишком тугой. Джинсы внезапно стали моим врагом №1. Я понимал, что не пуговица тугая, а у меня руки ходуном ходят от предвкушения, а красок добавляет то, что ткань джинс и, следом, белья, трется о напряженный до предела член, посылая в мозг импульсы слабого удовольствия. Докатился. Ловим кайф даже от такого. Спустя долгие полминуты пуговица, наконец, сдалась, хватка ткани ослабла; я расстегнул молнию и уже не мог не улыбаться слабо в ее губы, когда спускал джинсы и дважды проклятые трусы. Сейчас, вот-вот, это будет поистине неземное блаженство!
Дыхание стало еще чаще, каким-то хриплым. Боже, мне сейчас хорошо от одной мысли о том, что будет через одно мгновение. Двинул к себе ближе свое личное безумие, приобняв за талию, а в следующую секунду резко вошел в нее и… Я… О, черт возьми! Судорожный вдох, я обхватил руками все ее тело, рывком прижав к себе и впившись в губы совершенно яростно потому, что волна наслаждения была слишком сильной, похожей на взрыв в голове. Расплавленное счастье разлилось по телу. До чего же, невозможно, тесно в ней, чувствовал, что эластичные мышцы обхватили член плотным кольцом. Рычащий выдох в губы, а поцелуй стал нежнее. Я почти на самом верху блаженства уже сейчас. Чтобы привыкнуть, мне нужна пара секунд. Чтобы не кончить через десять. Несколько распаленных вдохов. Терпи, терпи!
Но я просто не могу терпеть! Даже так, все равно какая-то ненормальная пульсация, требующая немедленной разрядки как можно скорее. Я так наивно полагал, что будет легче, нет, не будет, все только хуже, только быстрее хочется сорваться.
Застонал, как-то приглушенно и отчаянно, словно извиняясь, когда обхватил ее за бедра, толкая себе на встречу и сам двигаясь. Дыхание совсем сбилось и стало рычащим, наслаждение волнами накатывает, каждая следующая сильнее предыдущей. Пальцы врезались в бархатную темную кожу, а поцелуй становился все яростней. Я совсем сошел с ума от тупого, самого натурального кайфа, который растекался пылающей лавой по всему телу; за каждым новым движением следовал словно удар тока, по новой напрягающий каждую мышцу. Оторвался от восхитительных губ и припал к шее; дышать становилось трудно, до боли в легких. Как хорошо, что это сейчас, а не тогда. Иначе бы я сыну всю психику поломал такими кадрами. Как хорошо, что где-то за нами, за нашим сладким миром удовольствия, играет музыка, иначе бы все сбежались посмотреть, что из уборной доносятся такие странные звуки. Хрипы, рыки, стоны, какие-то междометия, в которых я себе отчета не отдавал, вообще не контролируя никак. Не то тупое полное наслаждения «да!», не то взывал к Богу, прося еще немного терпения. Я сам слышал, как громко и быстро дышу, иногда стиснув зубы, чтобы сдержать глухой стон, ведь это был просто безумный восторг. Целовал ее шею, плечи, где-то под подбородком, заставляя Ориану запрокинуть голову. Я старался себя остановить, быть нежнее, но, черт, мир просто перевернулся с ног на голову! Пришел в какое-то дикое исступление, когда понял, что она расцарапывает мне плечи и спину, может быть, грудь, но не чувствовал боли, только ощущения стали острее, а я совсем сбился, потеряв весь остальной мир. Движения стали резкими и быстрыми, все нутро требовало проникать еще глубже, все тело напрягалось, подводя ближе к пропасти тупой неги. Перед глазами начали носиться искры, все какими-то белыми пятнами покрывалось даже с закрытыми глазами.
- РИ, - громко, то ли прорычал, то ли простонал, вконец ошалев от этих волн сладкого блаженства. Где-то в подсознании благодарил за эти волшебные десять минут всех богов подряд без разбора. Ощущал, как уже опасно не просто напрягает, а сводит до боли мышцы, что соображать просто не возможно. Только одно желание – скорее достать до эйфории. В ушах начался звон. Снова попытался успокоится, отпустив бедра Орианы, обхватил за талию. Сильно кусал ее шею, пытаясь переключить как-то внимание, чтобы эластичные мышцы перестали сжиматься, приводя меня в немыслимый экстаз. Но на месте моего самообладания зияла дыра. Наивный, я полагал, что смогу держаться долго, тогда, как один запах ее ауры возбуждает. Хватило только на жалких каких-то еще несколько быстрых толчок перед тем, как все тело свела тупая судорога удовольствия, накатившая волной наслаждения. Не сдержался, и из груди вырвались рычащие стоны, смешанные с резкими короткими вдохами, а руки безвольно обхватили божественное тело Орианы. Метнулся к ее мягким губам, жарко целуя и сбивчиво вдыхая. В ушах безнадежно звенело, а голова гудела от просто небывалого блаженства, охватившего меня. Я был уверен, что до этого дня не занимался сексом, не получал оргазма, а так, в игрушки игрался, потому что то, что было во мне сейчас никаким больше объяснениям не поддается. Это сладкая истома, которая распространялась по телу, была невероятно сильной и дурманящей.
Я отпустил ее губы, скользнув к щеке и провел по ней носом, вдыхая. Эйфория стала сильнее, несравнимая ни с чем другим.
Боже, отмотай время назад! Снова в тот миг, когда я поцеловал ее. Чтобы еще раз все это повторить!
Еще один вдох и счастье по венам; я ощутил, как тело покрывается мурашками. Нужно было что-то сказать, обязательно. Но в голове сразу столько мыслей, что творится полный и беспросветный бардак. Но, нет, я уцепился за одну только мысль, поймал ее во время. Судорожно сглотнул.
- Прости, - я говорил шепотом, - я не считаю тебя сукой. Я просто мудак, - помолчал с полминуты, а затем добавил: Это не на эмоциях.
Да, я думал так тогда. Но думать и считать вещи разные. Я, может, думаю иногда, что спицы в руках бесят. Но из этого ведь не следует, что считаю нужным от них избавиться.
хоспадя, простите за это
