Энтони уже добрых десять минут сидел под дверью девушки. Ночной ветер терзал волосы и ворот расстегнутой куртки, царапая прохладой открытую шею, но мужчина вроде как и не замечал этого. Скорее наоборот, ему в жизни не было так жарко, как теперь, когда он стоял под дверью и не рисковал постучать. Ему было бы легче, если бы там сейчас заседал штаб оперативников и спецназ, а не хрупкая француженка. Прикидывая свои шансы, Энтони все же склонялся, что в случае со спецназом у него бы ни один мускул на лице не дрогнул, и, скорее всего, четверть из них он бы уже уложил. Рыцарь без страха и упрека, Робин Гуд, запачкавшийся в крови по самые уши. Если где-то в нем и жил хороший парень, то сегодня под дверью стоял именно он: немного растерянный, неспособный подобрать нужные слова, но желающий сейчас только одного – защитить свою принцессу всеми правдами и неправдами. Пускай и защищать сейчас никого не нужно было, пускай, возможно, он сам нуждался в защите, как никто другой.
Разве это имело значение?
Энтони впервые рискнул прийти сюда, чтобы подтвердить то, что крутилось у всех на слуху и тем самым показать, что он способен на серьёзные шаги. Надо было сказать спасибо Пику, если бы не его наглядный пример того, как сильно Тони дорожит Анаинс, последний ещё бы несколько лет плясал вокруг до около, играя в гляделки и намеки.
А теперь вот никаких намеков. Тони стоял под дверью, словно влюбленный школьник, сжимая в руках букет цветов и бутылку с ромом. Первое для Анаис, второе для себя, на случай, если его отошлют. На самом деле Дёрг все хотел приложится к бутылке до того, как прийти сюда, и тем самым лишив себя мук страха перед неизвестностью, но…серьёзно, кому бы понравилось, когда к вам в полночь в квартиру вваливается пьяный мужик и что-то там орет про любовь? Шансы в таком случае резко уменьшались, а вот вероятность заснуть в парке на скамейке, предварительно заблевав газон, становилась вполне реальной.
Энтони ещё раз выдохнул и наконец нажал кнопку звонка, нетерпеливо топчась на месте и придирчиво рассматривая букет банальных белых роз.
«Нахрена я веник этот то притащил?»
Анаис, как пить дать, такого от Энтони точно не ожидала. Вот приволочь грузовик со взрывчаткой к её дому – это в его стиле. Но цветы? Розы? Это он перенервничал и, пользуясь стандартными установками для всех начинающих любовников, решил не уходить от канона.
Мужчина покрутил в руках букет, опуская цветы в низ. Он был готов его выкинуть.
Секунды растянулись в часы, ему казалось, будто прошла вечность. Энтони нетерпеливо взглянул на часы. Три секунды.
«Может, она спит? Блин, а может. На неё напали? И её там душат? Боже, да я сейчас…»
Выломает дверь и букетом отхерачит всех, кто мог бы там напасть на француженку. У него за пояс заправлен пистолет, и мужчине до чертиков хотелось сейчас прострелит замок и ворваться внутрь, и чтобы там шестеро нападающих, и чтобы каждому из них досталось по персональной пули в лоб, колено и сердце.
Он ещё раз взглянул на цветы, а после на часы и требовательно надавил на кнопку звонка. Три раза.

«- Я тут мимо проходил с цветами и бутылкой виски, увидел свет, думаю, может заглянуть?...Нет, не правдоподобно»
Мужчина нахмурился, подбирая слова.
«Привет, а я тут к тебе в гости решил заглянуть. Вот, цветы купил»
«Боже, что за бред, соберись, Тони!»
«Привет, я тут подумал, что может, короче…»
«Да, мужик, красноречие это определенно не твой козырь.»
Так что же сказать ей? Что вчера он полвечера самозабвенно разбирался с Олдосом, и старый дурак использовал её, Анаис, чтобы манипулировать разошедшимся Тони. Вообще таких точек воздействия на несносного Туза было крайне мало ввиду его несокрушимого характера, и до сих пор ни одна женщина не могла похвастаться тем, что стала слабым местом Дёрга. А Анаис стала. И ему, как бойцу, это не нравилось. Не нравилось, что под её взглядом он становился ласковым и пушистым зверем, способным лишь издавать урчащие звуки и растекаться лужицей. Не нравилось, что каждое собрание начиналось и заканчивалось тем, что Тони, пуская слюни, раздевал взглядом Пикового Короля. А потом одевал, методично и медленно, чтобы потом собственноручно, мысленно, конечно, стянуть с неё каждую тряпку. Ей-богу, не приходило ни одного заседания, которое бы Тони пропустил.
В большинстве случаем только потому, что на них приходила Ферра.
Она стояла, полуголая, в неизменной сигаретой в зубах. Ещё теплая после сна. В одних трусах и майки, но зато с сигаретой. Энтони разом забыл все то, что собирался сказать, отчетливо понимая только одно – он любит эту женщину. Растрепанную, сонную, не накрашенную, любую, вашу мать, любую. Усталую, злую и немного странную. С вечным запахом сигарет, запутавшихся в копне непослушных локонов. И ещё нечто едва уловимым, что каждый раз заставляло его стонать, когда она проходила мимо. Нечто, что он никак не мог ни определить, ни описать, ни понять, ей собственный, неповторимый аромат, ассоциирующийся с осенним городом, одновременно холодный и теплый, яркий и едва заметный.
Это могло бы продолжаться вечно. Он мог бы вечно смотреть на её глазами побежденного. О, да. Это был абсолютное поражение. Ферра пленила его, как какого-нибудь зеленого юнца.
Ха! А он-то думал, что никогда не попадется в сети женщины.
Но слова были лишними. Все было лишнее, и цветы, и бутылка, и признания.  Дёрг сделал несколько уверенных шагов вперёд, швыряя несчастный букет в угол и свободный рукой прижимая девушку к себе, холодными пальцами пробираясь под тонкую ткань майки на спине. Какая она хрупкая! Мужчина боялся, что сломает француженку.
Или что та его убьет. Но вот тут он был не против. Анаис даже не представляла, как соблазнительно сейчас выглядела. И какой желанной была. Пускай уж лучше застрелит его из его же пистолета, чем отошлет обратно. Да он сам застрелиться!
- Анаис, - выдохнул мужчина вместо приветствия. Не отпуская девушку, он ногой захлопнул дверь и, прислоняясь к ней спиной, подхватил француженку на руки, придерживая ту за бедра. В одной руке Тони все ещё сжимал горлышко вискаря, напрочь забыв о его существовании. Существовало только тепло, исходившие от неё, волосы, щекотавшие его шею, её губы в соблазнительной близости, мягкое дыхание на его щеке. Мир за пределами только что погиб, а все самое важное сосредоточилось у него в руках.
Тони чуть приподнял голову навстречу девушки, но не смея целовать её первым.
«Ты такая красивая, что я сейчас просто умру»
Не сказал, но подумал, сильнее приподнимая француженку. Её веса он практически не чувствовал, такой хрупкой и невесомой она ему казалась.

Тони усмехнулся в губы девушки, думая о чем-то совершенно своём. Холодные пальцы бродили по изогнутой спинке красавицы, пересчитывая позвонки и впадинки. Мужчина краем мысли все же думал о том, во что ему выльется сегодняшняя слабость. И ведь слабость же, сдался, пришел, как всегда, забив на последствия.
Хуже всех болячек – разбитые сердца. Энтони не мог, не умел, да и не хотел ничего давать этой женщине. Ну что он мог ей дать? Собственная жизнь себе не принадлежит, она уже обещана правительству, дело времени.   Не попадет под перекрестный огонь, так посадят. Ох, всегда сажают. Не сажают, так убивают. Не будет у них ни детей, ни собаки, ни клумбы на заднем дворе, в котором она бы высаживала свои фикусы по выходным. И выходных тоже не будет. Ещё лет восемь пробегает, от силы, если повезет, а потом холодным трупом будет лежать на блестящем кафельном полу с широко раскрытыми глазами и пулей аккурат над переносицей – где же здесь вечная любовь?
Такие не доживают до старости. Вся их непродолжительная жизнь не более, чем короткий фитиль от динамита: горит быстро, истлевает за секунду. Ни прошлого, ни будущего, только настоящее, зыбкое, непрочное настоящее.
Но такое прекрасное! Не всем дано так прожигать выделенные годы, заставив планету прогнуться, пускай ненадолго, под себя. Пускай и поймают, и убьют, и посадят, и тело всё в шрамах да в отметинах, зато у него все самое лучшее. И будни со приливами адреналина, и враги, которых и в кошмарах представить страшно, и любовь самая отчаянная, будто в последний день любят друг друга.
А кто знает, может, и в последний
Мужчина вернул девушку на землю, прижимая ту к стене. Он чуть отстранился, не давая той целовать себя, и холодные ладони по хозяйки прошлись по точенному силуэту, задирая майку. Энтони, дразня, коснулся впалого животика, чуть задев ткань трусиков, а потом опустился вниз, сжимая округлые бедра. Ох как часто он любовался ими, обтянутыми в узкие джинсы!  Сейчас, смотря на свою сумасшедшую террористу сверху вниз, Энтони усмехался, продолжая поглаживать узкую талию и выступающие тазобедренные косточки. Ему нравилось, как она чуть дрожала, то ли от холодна, принесенного им с улицы, то ли от возбуждения.
У них вся ночь впереди.
- Ты бы хоть спрашивала, кто за дверью стоит, - Тони наклонился, губами касаясь оголенной шейки. Теплая. Он несильно прикусил тонкую кожу на шее, с приглушенным рыком вдавливая её в стену, - Или ты ждала кого-то?

Анаис не похожа на других. Внутри неё словно бушевала буря, и Тони это чертовски нравилось, её непокорность и желание вести. Он словно встретил кого-то равного себе, способного не уступать под напором карих глаз, а наоборот, вести свою игру, заставляя его терять голову от желания. Такое вообще происходило редко, чтобы он пьянел от чужого взгляда и запаха. Никто до сих пор не казался столь желанным, любую можно было заменить – её нет. А ведь он пытался, резонно полагая, что с другой будет проще, меньше риска, меньше ответственности, а потом, возможно, и боли от потери.  Но все его недельные подружки, как одна, похожи на Ферру. У одной её взгляд, внимательный и спокойный. Другая курит ту же марку сигарет. У третей волосы такого же цвета. Четвертая носит тот же фасон свитеров. Но все не то, какие-то не такие. Одной не хватало её напористости. Другой женственности. Третья курит совсем не так, как она, и это раздражало Тони. Он пропадал на третий день, не оставив ни телефона, ни адреса, ни даже фамилии. Везде искал её, чтобы на каждом собрании, уперевшись взглядом в любимую фигурку, наконец прекратить свой поиск. Хотя бы на полчаса!
Обещал же, что не будет рисковать. Нельзя им быть вместе. Не кончится это ничем хорошим, только страдать будут. Она, потому что Дёрг не приличный семьянин, он, потому что не сможет ей дать ничего, не переступит через себя. Упрямый слишком, и привык жить только для себя, таким противопоказано любить.
Ох, а ведь он, заигравшись, совсем забыл о своей одежде. Бутылка вискаря, оставленная им где-то на полу, задетая, обиженно звякнула, когда Дерг сбил её. Не обратил внимания. Он все целовал француженку, прикусывая непослушные губы. Ему нравилось эта борьба за право первенства. Анаис хотела вести, так он на пол головы её выше.  Тони прогибал её, надавливая чуть на поясницу, и ему нравилось, как та реагировала на каждое его движение, как тянулась за губами, и нетерпеливо пыталась раздеть.
Мужчина же, словно в отместку, потянул наверх тонкую майку за подол. Он, добравшись до аккуратной груди, чуть сжал её, прикусывая тонкую кожу на шее. От неё пахло сигаретами. Кажется, у Дёрга появился новый пунктик. Сумасшедшие француженки и тонкий, едва различимый запах сигаретного дамы, запутавшегося в волосах.
- Иди сюда.
Куда уж ближе? Тони рывком стянул с неё майку, отбрасываю ту в неизвестном направлении. Он едва не рычал от возбуждения, то приподнимая девушку, то вжимая её в стенку. Холодные ладони с силой сжимали стройные бедра – Энтони просто не мог иначе, не мог быть нежнее или сдержаннее. Ему хотелось, чтобы каждый миллиметр её принадлежал ему, чтобы от неё пахло её запахом.